Стихия - [3]

С этими словами она захватила его пальцы горячей рукой и буквально вырвала Сашка на балкон. Было невысоко - всего лишь девятый этаж, но голова немного кружилась. Дыхание сразу же перехватило. То ли - от напитков, то ли - от волны бодрящего морозного воздуха. Неожиданно девочка раскрыла широкие оконные створки и перебросила ногу через перильца. Потом вызывающе обернулась и одновременно раскрыла обе руки. Сашок стоял близко, но боялся шелохнуться, чтобы не столкнуть вниз этот нежный и шаткий "крестик". Затем ее руки сомкнулись у паренька за спиной и сцепились там в прочный замок.

Все его тело горело, пыталось и одновременно не желало вырваться из пальцев и рукавов этой раскаленной "реки". Вдохнуть он не мог. Полувыдох, еще полувыдох. Руки вжимались сильнее... Тропики. Амазонка. Удушение телом удава. Или нет: неотвратимая и как всегда - преждевременная...

Кто-то отчетливо икнул за спиной. Балконную дверь приоткрыли и тут же захлопнули. А Сашок вдруг ощутил, как в его полураскрытые губы начал проникать часто-часто пытливый девичий язычок.

Неужели сейчас такая красавица даст мне, "гадкому утенку"?... Она дала ему здесь же, прикрыв створки окна и привалив чем-то балконную дверь. Умело и сладко подмахивая, дала прямо среди ведер и ящиков, упершись руками в перильца и выставив к Сашку вздернутую и круглую, как спелый надрезанный арбуз, попку с влажной розовой щелкой.

"Снегуркой" она была закаленной.

Не растаяла.

*

Ф Е В Р А Л Ь

И видит взор, как бы сквозь пелену,

Одну тебя - в ночи - тебя одну,

Припавшую кораллом жадных уст

К моей тугой и соком бьющей плоти.

Впервые родители отпустили Алешу так далеко.

Если помните, "в той жизни" в большой моде были рейды школьников по местам боевой и трудовой славы отцов. Так вот, это был поезд Хабаровск-Владивосток.

Полночи юный путешественник болтал с шустроглазой соседкой через перегородку второго яруса плацкартного вагона, высунув свою голову на длинной, тонкой шее в проход. До приезда во Владик оставалось часа три-четыре, когда трещотка за стенкой, устав, призамолкла, раздалось некое шуршание, потом - возня. А затем в упор на Алешу глянули, не мигая, огромные вишни глаз.

Через пару минут состоялось знакомство. А через десять, удивляясь своей прыти и внезапным альпинистским способностям, наш тихий мальчик уже перебрался, не касаясь грязного вагонного пола и нижних матрасов, к ней на полку - под одеяльце и застыл в неведомой ранее напряженке.

Да тише ты, тише, тише.

Но все в вагоне и так было тихо и сонно. Отчетливо слышался дружный, ненавязчивый храп и хруст железных суставов на стыках, Наконец-то он отдышался.

Мальчик и девочка долго и молча лежали тесно-претесно, почти отвернувшись друг от друга. Казалось, целую вечность, просто в юности кровь перегоняется быстро. Улыбались каждый - себе. Тому, что с ними сейчас происходит. Биению сердец где-то уже за пределом.

Потом Алешина повелительница (а он тут же почувствовал, что так это и есть) разрешила к ней прикоснуться и безмолвно показала, что ее тугие капроновые чулочки лучше всего гладить на сгибах - под коленками. Но слаще всего - там, где они не до конца сходятся, обнаруживая курчавую шерстку и твердый бугорок, быстро влажнеющий от прикосновения.

А сама в это время стала делать с Алешей что-то невероятное. Во-первых, расстегнула всю тесную одежду. Напрочь. Потом, как она сказала, хитро улыбаясь, начала его "рисовать". Вначале - лицо. Так уже было однажды летом - травинкой. Затем ее трепетные пальчики спустились ниже и ниже. Вначале мельком, а потом более настойчиво прикоснулась она к тайне, да так и не отпускала бешенный пульс почти до прибытия на вокзал.

Уже перед самым городом поезд задергался в конвульсиях, а опустошенный и мокрый Алеша кубарем полетел в хвост вагона. Он чудом успел к умывальнику до того, как проводница закрыла ключом спасительную дверь.

Во Владике эта девочка, мелькнув раз или два, как-то незаметно исчезла. И на обратном пути Алексей, сколько не искал, не смог ее найти. Имя той девочки он позабыл, а название поезда помнит: "Алая гвоздика".

*

М А Р Т

В юности, когда все решается...

Как-то на мартовские каникулы мы отправились группой "с бору по сосенке" в лыжный поход на Бычиху. К вечеру запуржило, и мы чуть не сгинули, заплутав. Вышли к долгожданной избушке, но умудрились немного поморозиться. Благо, захватили с собой гусиный жир. В славной четверке свежемороженых оказались я и странная девушка по имени Марианна. Обогрелись крепким чаем повеселели. В этой же лесной избушке и заночевали. В большие спальники влезли по трое. А в маленькие - вдвоем. Марианна решительно заявила, что мы, "смертельно обмороженные", должны страдать вместе.

Сама она выбрала для ночных страданий почему-то меня, наверное, как самого здоровенного из всех. Раздеваться мне запретила, даже снимать свитерок, а сама (как только в домике раздались первые две-три храпинки) потихоньку начала освобождаться от всех своих шкурок. Горячим шепотом повторяя мне время от времени, что одежда страшенно давит, что из-за нее трудно дышать - нечем вдохнуть. И вообще дома она спит только так, в одних трусиках.