Стихи - [10]

Но и в смертный я не верю сон,

Потому что даже в прахе тления

Человек позорно осужден

На костер другого воплощения.

Из цикла: «Персидские ткани» Урмийское Озеро

1. «Спокойно озеро: как золотое дно…»

Спокойно озеро: как золотое дно,

А горизонт — полоска светлой саржи

И четкий силуэт плывущей баржи

Мне виден сквозь раскрытое окно.

Ни зыби, ни волны… Даль озера светла,

И не пугаясь любопытных взоров

У берега внизу детей айсоров

Барахтаются смуглые тела…

На пристани движенье, суета:

Снуют муши, кули с мукой таская…

Шум, говор, крик… и вся волна людская

Июльским знойным солнцем залита…

Налево — группа курдов на песке:

Одежда их — ряд четко ярких пятен;

Для слуха моего так странно непонятен

Их говор на гортанном языке.

Причалил пароход, и замутилось дно,

Нагрузка началась, слышны лебедки визги,

И озера взволнованного брызги

Доносятся в раскрытое окно.

2. «Камни… песок… в горле сухо…»

Камни… песок… в горле сухо.

Как дышится трудно.

Жгучих лучей беспощаден поток.

Солнце палит, а вокруг так жестоко безлюдно.

Камни… песок.

Труден наш путь; истомленные скачкою кони

Еле плетутся, не чувствуя ног…

Замерли крики бешеной курдской погони…

Камни… песок.

Вечер подходит… Глядит с высоты равнодушно

Небо, как блеклого шелка кусок…

Боже! Как скучно, сухо, безлюдно и душно…

Камни… песок…

Александр Перфильев. Стихотворения из сборника «Ветер с Севера». Третья книга стихов. (Рига, 1937)

«Я через ветер родину мою…»

Я через ветер родину мою

Воспринимаю сердцем, духом, телом.

Он мне поет и я ему пою,

Мы одиноки в мире опустелом.

Наверно я без родины умру,

Умру без родины любимой и знакомой,

И так же будут избы на ветру

Кивать прохожим жухлою соломой.

А может быть, соломы больше нет,

И избы кроют там железом, толем,

Что ж мне шуршать соломой прежних лет

Над жизненным, давно прожитым полем?

И родина как будто бы не та —

Расцвет ли это иль другое что-то —

Не видя самому, так не сказать спроста

По сведеньям газетного отчета.

Один кричит, что все — тюрьма и плен,

Другой вещает: все у них чудесно,

Но дальше этих толстых личных стен

Им ничего, конечно, не известно.

Нет, ты пойми сквозь толщину стены

Сердца людей, их радость и несчастья,

А не смотри на них со стороны

Как лютый враг иль верный соучастник.

И для меня совсем не в том вопрос,

Не в тракторе, соломе или тесе, —

А так же ли народ душою прост,

И так же ли в душе он правду носит?

Я рад, что там какой-нибудь Сысой

Постиг прогресс, и, прежнему на смену

На луг выходит утром не с косой,

А паровой машиной косит сено.

Но… разве лишь в машине вся беда?

Мне наплевать на все сенокосилки,

Машинами ли живы мы всегда,

И в них ли скрыты счастья предпосылки?

Я только ветру верю одному,

Когда ко мне он с севера подует,

И только ветер сердцу моему

Поет о том, что родину волнует…

А он поет, поет и говорит,

Что на Руси, минуя все колхозы,

Неугасимый вечный свет горит,

И зреет рожь, и расцветают розы…

Не волей тех, кто взялся Русь вести

В наморднике к марксистским идеалам,

А потому, что Русь должна цвести,

И им и нам, великим или малым.

И я скажу: мне вовсе дела нет,

Кто в церковь ходит — юноши ль, старушки,

Мне важно то, что больше сотни лет

Там жив поэт, что носит имя: ПУШКИН.

«Нетороплива рысь соловых…»

Нетороплива рысь соловых,

Весна, небес голубизна…

Напрасно звоном песен новых

Ты, Русь, была потрясена.

Пусть в голосах иного быта

Звучит твой голос, знаю, пусть,

Но и доныне не избыта

Души соломенная грусть…

Она бежит по косогорам,

Ей нет концов и нет начал,

Как будто Русь тоскливым взором

Навеки кто-то пронизал.

Уйдем и мы и нас забудут,

Сгниют могильные кресты,

Но и без нас все так же будут

Любить, и петь, и рвать цветы…

Взрастут и станут колоситься

Посевов новых семена,

Но будешь ты, душа, проситься

Назад, где грусть и тишина,

Где нет звучаний песен новых,

А каждый жил и пел, как мог,

Где неспешащий бег соловых

В пыли проселочных дорог.

«Никого, ничего, ни о чем…»

Никого, ничего, ни о чем,

Ни лучом, ни бичом, ни мечом…

Ни мечты, ни любви, ни тоски…

Пусть тебя засыпают пески…

Вот предельная радость земли,

То, чего мы достичь не могли,

То, к чему не придем никогда,

Даже если уйдем навсегда.

Никого, ничего, никому,

Ни себе, ни тебе, ни ему,

Ни тоски, ни любви, ни мечты —

Это все — понимаешь ли ты?

«Мы когда-то гуляли с тобой…»

Ирине

Мы когда-то гуляли с тобой

По веселым зеленым бульварам,

Говоря обо всех пустяках,

Из которых сплетается счастье.

Так всегда говорят в первый раз

До того не знакомые люди,

Ощутившие нежную боль,

Что зовется: внезапная близость.

Так способны блуждать без конца

Беспокойные странные люди

Позабывшие то, что тоска

При рожденьи зовется: влюбленность.

А потом возвращались домой,

Опьяненные солнцем и летом,

Сберегая от взоров чужих

Жажду снова увидеть друг друга.

И не знали, что нет ничего,

Ни далеких прогулок, ни лета,

Ни тебя, ни меня, ни любви,

Ни веселых зеленых бульваров.

И не знали, что никнут слова,

Как цветы, как желанья, как лица,

Потому что влюбленность всегда

Вырастая, зовется тоскою.

На Светлой Заутрени

Тихий Свет, озаряющий лица,

Талый воск, точно бледный янтарь…

Хорошо иногда помолиться,

И смиренно глядеть на алтарь.

Опуститься, склоняя колени,

Растворяясь в молитве, как прах,

Сколько горечи, слез и сомнений

Замирало на этих камнях.