Стихи - [2]

Это я прекрасно слышу

И прекрасно вижу.

Возвышенье,

Униженье,

Ветра свист зловещий…

Я смотрю без раздраженья

На такие вещи.

Ведь бывало и похуже,

А потом в итоге

Оставались только лужи

На большой дороге.

Но чего бы это ради

Жарче керосина

Воспылала в мокрой пади

Старая осина?

Я ей повода не подал.

Зря зашелестела.

Никому ведь я не продал

Ни души, ни тела.

Огненной листвы круженье,

Ветра свист зловещий…

Я смотрю без раздраженья

На такие вещи.

«В чем убедишь ты стареющих…»

В чем убедишь ты стареющих,

Завтрашний день забывающих,

Спины на солнышке греющих

И о покое взывающих!

Но не легко собеседовать

С юными, кто не успел еще

Все на земле унаследовать:

Капища, игрища, зрелища,

Истины обнаженные,

Мысли, уже зарожденные,

Кисти, уже погруженные

В краски, уже разведенные.

Да! Сговориться со старыми

Так же не просто, как с малыми!

Движутся старые с малыми

Будто музейными залами,

Глядя в безумной надменности,

Как на окаменелости,

На золотые от зрелости

Ценности

Современности.

«Что-то новое в мире…»

Что-то

Новое в мире.

Человечеству хочется песен.

Люди мыслят о лютне, о лире.

Мир без песен

Неинтересен.

Ветер,

Ветви,

Весенняя сырость,

И черны, как истлевший папирус,

Прошлогодние травы.

Человечеству хочется песен.

Люди правы.

И иду я

По этому миру.

Я хочу отыскать эту лиру,

Или — как там зовется он ныне —

Инструмент для прикосновенья

Пальцев, трепетных от вдохновенья.

Города и пустыни,

Шум, подобный прибою морскому…

Песен хочется роду людскому.

Вот они, эти струны,

Будто медны и будто чугунны,

Проводов телефонных не тоньше

И не толще, должно быть.

Умоляют:

     — О, тронь же!

Но еще не успел я потрогать —

Слышу гул отдаленный,

Будто где-то в дали туманной

За дрожащей мембраной

Выпрямляется раб обнаженный;

Исцеляется прокаженный;

Воскресает невинно казненный,

Что случилось, не может представить:

— Это я! — говорит. — Это я ведь!

На деревьях рождаются листья,

Из щетины рождаются кисти,

Холст растрескивается с хрустом,

И смывается всякая плесень…

Дело пахнет искусством.

Человечеству хочется песен.

II

«Примерзло яблоко…»

Примерзло яблоко

К поверхности лотка,

В киосках не осталось ни цветка,

Объявлено открытие катка,

У лыжной базы — снега по колено;

Несутся снеговые облака,

В печи трещит еловое полено…

Все это значит, что весна близка!

«Бывает так: во время стужи…»

Бывает так: во время стужи

Вдруг на пороге гость встает —

Вовнутрь снаружи

Ищет вход.

Оледеневшими губами

Шевелит он еще с трудом,

И пар клубами

Валит в дом.

А дух тепла, как будто птица,

Ныряет под карниз дверной,

Чтоб упорхнуть и раствориться

Между землею и луной.

В печи шевелятся поленья,

А сучья прямо мчатся в пляс.

Я знаю это ощущенье,

Я испытал его не раз.

Рождались в этой микросфере

Не только вихри, а смерчи.

Во мгле захлопывались двери,

Скрипели в скважинах ключи.

Я видел: фонари мерцали,

Гасимые не чем иным,

Как бурей меж двумя сердцами —

Пылающим и ледяным.

Но это — преувеличенье!

Я возвеличил чересчур

Воздушное коловращенье

При разнице температур.

Нет! Проще все: во время стужи

Ползет надземная струя

Вовнутрь снаружи,

Как змея!

А дух тепла навстречу мчится,

Могуч и бесконечно щедр,

Чтоб не томиться

В недрах недр!

«Ночь становилась холодна…»

Ночь

Становилась

Холодна.

Прибавил шагу я.

Навстречу

Скачками двигалась луна.

Но вдруг по грудь, затем по плечи

В нагое дерево ушла

И через ветви провалилась,

И снова в небе появилась

Гораздо выше, чем была.

Вот так

Борец,

Почти поборот,

Оказывается наверху.

Один

Через морозный город

Я шел без шубы на меху.

Усталость

И все, о чем мечталось,

Уже сбылось,

И что не удавалось,

То удалось.

Отсталость на версталась

Давным-давно.

Осталась лишь усталость.

Немудрено!

Усталость разрасталась

В вечерней мгле;

Усталость распласталась

По всей земле;

Усталость становилась

Сильнее нас.

Но где ж, скажи на милость,

Она сейчас?

Прилег ты напоследки,

Едва дыша.

Но ведь в грудной-то клетке

Живет душа!

Вздохнул. И что же сталось?

Твой вздох, глубок,

Повеял на усталость,

Как ветерок.

Вот тут и шевельнулась

Она слегка,

Как будто встрепенулась

От ветерка

И — легкая усталость,

Не на века, —

Развеялась, умчалась,

Как облака.

«Вечерело. Луч закатный…»

Вечерело.

Луч закатный,

Удлиняясь мало-мальски,

Прямо в город необъятный

Глянул смутно, по-февральски.

Потеплел он

И смягчился,

Перестал на все коситься.

Наконец-то научился

К людям лучше относиться.

Март

Я чую наступленье марта,

Когда отшельник с бородой

В весенней луже видит чорта,

А это — месяц молодой.

Когда не в силах подчиниться

Тому, кто властвует над ней,

Воображает ученица,

Что всех наставников умней.

Март поощряет фантазерок,

И потому нигде, никто

Мне так не мил и так не дорог,

Как он в распахнутом пальто.

Тот самый март, который, грезясь,

Уже немного и смешон,

Когда любой весенний тезис

Давно поставлен и решен.

И мы прекрасно понимаем,

Что вслед за маем был июнь,

Затем — июль, и обнимаем

Мы вслед за этим хлебный куль.

И рассудительная зрелость

Придет однажды вечерком

И сядет перед камельком.

……………………………..

А ты еще имеешь смелость

По луже топать каблуком.

И хорошо! И ты как птица

Над этой вешнею водой,

В которой месяц серебрится…

…Ах, месяц, месяц молодой!

Градус тепла

Все-таки

Разрешилось,

Больше терпеть не могла,

Гнев положила на милость.

Слышите:

Градус тепла!

И через зимние рамы

Школьный доносится гам,

К небу возносятся гаммы,