Стихи и эссе - [8]

нет у меня других идей,

которые способны придержать

обычное желание гадать

и низвести свой личный опыт

до равнодушия зевоты,

хотя, сужая рубежи

тщеславья вашего и лжи,

и Богом данную мне робость,

меня переполняет скромность,

отличный выход мы найдем:

любовь похожа на Закон.

Подобно любви, откуда Закон нам неизвестно.

Закон не терпит принужденья, как невеста.

Как от Закона, так и от любви мы часто плачем.

Закон, как и любовь, для нас немного значит.

ЕСЛИ Б Я МОГ ТЕБЕ РАССКАЗАТЬ [35]

Пусть Время безмолвствует, но я тебе доложу,

Время в курсе цены, которую нам платить.

Если б я мог рассказать, чем дорожу.

Заплачем ли после драки, надев паранджу,

Или споткнемся, когда музыканты начнут пилить?

Время ничего не расскажет, но я расскажу.

Даже нет смысла долдонить понятное и ежу,

ибо люблю тебя больше, чем смогу объяснить.

Если б я мог рассказать, чем дорожу.

Ветры дуют оттуда, где возникают, куда ухожу.

По какой причине листве предназначено гнить?

Время ничего не расскажет, но я расскажу.

Розы мечтают вырасти — предположу,

Чтобы заметить это — нечего говорить.

Если б я мог рассказать, чем дорожу.

Возможно, все храбрецы испугаются, — не осужу,

И все солдаты дезертируют из-за желания быть.

Скажет ли время то, что я расскажу?

Если б я мог рассказать, чем дорожу.

ЕРУНДА [36]

Моя любовь, как красный цветок,

как для слепого концерт.

Спереди, как отбивной кусок,

зад, как тяжелый конверт.

Волосы гладкие, словно льстец,

брови ее как трясина.

Взгляд ее, словно отару овец

замечал сквозь туман мужчина.

Словно автобус огромный рот,

нос, как ирландская джига.

Подбородок ее как из чашки компот,

выпитый мигом.

Ее божественные формы и впадины,

как карта Соединенных Штатов.

Ноги ее, как Фольксвагены

без номерных знаков.

Не найти среди нас героя в мундире,

покорителя крыш, высот.

Настоящая любовь тонет, как лодка в пучине,

как вязаный детский носок.

ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА [37]

Все в прошлом. Расширение языка,

путешествие в Китай по торговым тропам;

распространение системы счета и комлех;

в прошлом расчет времени по движению тени от солнца.

В прошлом оценка риска для жизни по картам,

Предсказание по движению воды, изобретение

Колеса и часов, приручение лошади.

В далеком прошлом беспокойная жизнь навигаторов.

В прошлом остались феи и гиганты,

крепость, словно застывший орел, уставившийся на долину,

в лесу построенная часовня.

В прошлом вырезание ангелов и тревожных горгулей.

В прошлом суд над еретиками среди каменных колонн,

теологические споры в тавернах

и чудесное исцеление в фонтане;

в прошлом шабаш ведьм; но сегодня борьба.

В прошлом установка динамо и турбин,

строительство железных дорог в колониальной пустыне,

классическая лекция на происхождение человечества.

Но сегодня борьба.

В прошлом вера в абсолютную ценность Греции,

Падение занавеса на смерть героя;

горячая молитва на вечерней заре

и обожание сумасшедшего. Но сегодня борьба.

Так шепчет поэт, застывший среди сосен, или

там, где свободный водопад шумит монотонно, или

глядя со скалы подобно наклонившейся башне:

'О мое зрение. Пошли мне удачу первооткрывателя.'

И, исследовав своими инструментами

равно бесчеловечные области будь то зрелая бацилла

либо огромный Юпитер, воскликнул:

«Но я ничего не знаю о жизни моих друзей.»

Так бедняки в полутемных жилищах шуршат вечерней газетой:

«Наш день- это наша потеря.

О, заметь нас создатель Истории,

Организатор времени — реки регенерации.»

И народы хором призовут жизнь,

которая, сформировав отдельный коллектив, нагнетает

частный ночной ужас.

«Если тебя не впитала городская губка,

подними обширные военные империи акулы и тигра,

создай мощное государство Робина. Приди.

О, спускайся как голубь или разъяренный папа,

или средний инженер, но спускайся».

И жизнь отвечает, если она отвечает вообще,

из сердца, из глаз, и из легких,

из магазинов и городских площадей:

«О, нет. Я не приду. Не сегодня. Не для тебя. Я —

человек-надежда, легко обманывающий собутыльник в баре.

Я то, что вы делаете ежедневно.

Я ваше обещание быть хорошим, ваша смешная история,

 ваш деловой голос и ваш брак.

Какое ваше предложение? Строить справедливое общество?

Хорошо. Я соглашаюсь. Или это всего лишь договор самоубийства,

красивая смерть? Очень хорошо, я принимаю,

поскольку я — ваш выбор, ваше решение. Да, я — Испания.»

Многие услышали это на отдаленных полуостровах,

на сонных равнинах, на сбившихся с курса рыбачьих шхунах

или в коррумпированном сердце города,

услышали и двинулись, словно чайки или семена цветка.

Они, как банные листы, цеплялись за длинные экспрессы,

которые сквозь альпийский туннель качаются среди ночи.

Переплывали океаны;  шли по горным ущельям.

Они прибыли, чтобы отдать свои жизни.

На той засушливой территории, фрагменте, отколотом от Африки

и грубо припаянном к изобретательной Европе;

на том плоскогорье, выигранном у рек, материализуются наши мысли,

угрожающие формы нашей лихорадки

точны и живы. Как опасность, которая заставила нас ответить

на предупреждение медицины. И брошюра зимних круизов

обернулась батальонами вторжения; и наши лица,

как стена института, как стена магазина, разрушение

удовлетворяет свой аппетит после команды стрелять и бомбить.

Мадрид это сердце. Наши мгновения нежности