Стихи и эссе - [20]

К островам прохладным, тенистым, где огромны дыни".

       Плакались шесть калек молчащей статуе,

              Нищие калеки.

"Чтоб эти лавки обернулись к тюльпанам на садовом ложе,

Чтоб мне костылем моим дать каждому купцу по роже,

Когда из цветка его лысая голова торчит, подлого этого и того тоже".

       Плакались шесть калек молчащей статуе,

              Нищие калеки.

"Чтоб дыра в небесах и чтоб Петр появился и Павел,

Чтоб святой удивлял наглеца — гляди-ка, никак, дирижабль,

Чтоб всем попрошайкам одноногим он и второй ноги не оставил".

       Плакались шесть калек молчащей статуе,

              Нищие калеки.

ЭПИТАФИЯ ТИРАНУ [98]

Он совершенства искал; и, понятную для всех,

Он изобрел поэзию; как на ладони

Безрассудство людей было открыто ему, но не

Менее он интересовался делами армии и флота.

Когда он смеялся, почтенных сенаторов разбирал смех

И дети умирали на улицах, когда плакать ему была охота.

ЭПИТАФИЯ ТИРАНУ [99]

Он совершенства искал; и, понятную для всех,

Изобрел поэзию; безрассудства людей

Он знал, как свои пять пальцев, но, сильней

Его интересовали дела армии и флота.

Когда он смеялся — почтенных сенаторов разбирал смех,

И дети умирали на улицах, когда плакать ему была охота.

ПОГРЕБАЛЬНЫЙ БЛЮЗ [100]

Часы останови, пусть телефон молчит,

Дворняга пусть над костью не урчит,

Дробь барабанов приглушили чтоб,

Дай плакальщицам знак, и пусть выносят гроб.

Пусть банты черные повяжут голубям,

Аэроплан кружа пусть накропает нам

Со стоном — Мертв, и, умножая грусть,

Регулировщики в перчатках черных пусть.

Он был мой Запад, Север, Юг, Восток,

Воскресный отдых, будних дней итог.

Мой полдень, полночь, песня, болтовня.

Я думал — навсегда. Ты опроверг меня.

Не нужно звезд, гаси их по одной,

С луной покончи, солнце- с глаз долой!

И, выплеснув моря, смети, как мусор, лес.

Добра теперь не жди, смотря на нас с небес.

ПАДЕНИЕ РИМА [101]

Волны пирс таранят лбом,

В поле брошенный обоз

Ливнем смят, шибает в нос

Из окрестных катакомб.

Тога нынче, что твой фрак,

Фиск гоняет, как клопов,

Неплательщиков долгов

В недрах городских клоак.

Проституткам надоел

В храме тайный ритуал,

И поэтов идеал

Оказался не у дел.

Заторможенный Катон

Славит Древних Истин свод —

Но в ответ бунтует Флот:

"Денег, жрачку и закон"!

Цезаря постель тепла,

Пишет он, как раб-писец,

"Ох, когда ж всему конец"!?

Легким росчерком стила.

И окидывает взором

Стая красноногих птиц

С кучи крапчатых яиц

Зараженный гриппом город.

Ну, а где-то далеко

Мчат олени — коий век —

Золотого мха поверх,

Молча, быстро и легко.

ТАЙНОЕ СТАЛО ЯВНЫМ [102]

Тайное стало явным, как это случалось всегда,

Рассказ восхитительный вызрел, чтоб близкому другу: "О, да! —

В сквере за чашкою чая, ложечкой тонкой звеня —

В омуте черти, милый, и дыма нет без огня".

За трупом в резервуаре, за призраком бледным в петле,

За леди, танцующей в зале, за пьяным беднягой в седле,

За взглядом усталым, за вздохом, мигренью, прошедшей враз

Всегда скрывается нечто, не то, что высмотрит глаз.

Ибо, вдруг, голос высокий запоет с монастырской стены,

Гравюры охотничьи в холле, запах кустов бузины,

Крокетные матчи летом, кашель, пожатье руки,

Всегда существуют секреты, сокрытые эти грехи.

"И этот секрет открылся, как это случалось всегда," [103]

И этот секрет открылся, как это случалось всегда,

Рассказ восхитительный вызрел, чтоб близкому другу: "О, да!"

В сквере над чашкою чая, ложечкой тонкой звеня:

"В омуте черти, милый, и дыма нет без огня."

За трупом в резервуаре, за привиденьем в петле,

За леди, танцующей в зале, за всадником хмурым в седле,

За взглядом усталым, за вздохом, мигренью, прошедшей зараз,

Всегда сокрыта история, иная, чем видит глаз.

Ибо, вдруг, голос высокий запоет с монастырской стены,

Гравюры охотничьи в холле, запах кустов бузины.

Крокетные матчи летом, поцелуй и пожатье руки,

Всегда существуют секреты, интимные эти грехи.

КТО ЕСТЬ КТО [104]

Листок бульварный вам все факты принесет:

Как бил его отец, и как он, дом покинув,

Сражался в юности, и то, что, в свой черед,

Великим сделало его, на подвиги подвигнув.

Как он охотился, рыбачил, открывал моря

К вершинам гор карабкался, боясь до тошноты.

Новейшие биографы его твердят не зря:

Любя, он пролил море слез, как, в общем, я и ты.

А та, кто изумляет критиков иных,

По ком он так вздыхал, свой дом не покидала,

В нем хлопоча чуть-чуть, хотя, вполне умело;

Могла еще свистеть и долго в даль глядела,

Копаясь днем в саду, и редко отвечала

На длинные послания его, но не хранила их.

"О, что долину, взгляни, разбудило" [105]

О, что долину, взгляни, разбудило

       Будто то грома раскаты, раскаты?

Это солдаты в красных мундирах, милый,

       Это идут солдаты.

О, что там так ярко всю даль осветило,

       Я вижу ясно, это не просто, не просто?

Отблески солнца на ружьях их, милый,

       И легка их поступь.

О, сколько оружья, двум войскам б хватило,

       Зачем же им столько, сегодня, сегодня?

Да это ученья обычные, милый,

       Или же кара Господня.

О, что намерения их изменило,

       Уже миновали селенье, селенье?

Приказ получили иной они, милый,

       Ты — почему — на колени?

О, может приказано, чтоб поместили

       В больничке; им доктор поможет, поможет.

Но раненых, вроде, не видно там, милый,