Стихи - [3]

и на шее!)

Как на корриде —

                    крик в коридорах,

 в слезы и смех в которых,

и двери

                    вымыты пастой «».

смотри-ка, это

какой-то парень на подоконнике

сидит с глазами такими сонными,

устало губ уголки поникли —

не твой двойник ли?

Я подхожу к нему: «Как живешь?

                    Не узнаёшь?

не узнаёшь…

А я тебя узнаю, конечно,

в твои глаза, на рубашку клетчатую,

гляжу, как в зеркало без стекла.

Уроки сделаны? как дела?

блажи свистят в висках?

я это помню, я помню, как

людей и пуговицы теребя,

из тесных курточек и из себя

ты рос и вырос, взрослел и злел,

вопросы, скрученные в узле,

хотел разрубить, порвать,

а после —

                    бережно развязать,

но это ведь не шнурки ботинок,

а помнишь ты, как

ходил за девочкой по пятам,

ее пытал? нет, себя пытал,

дрожа соринкой в зрачке окна,

смотрел, как медленно шла она,

и в бога верил, и звал на помощь,

помнишь,

помнишь,

как ты на вечере выпускном

сидел растерянным ,

как ты завязывал галстук, мешкая,

как ты мотался, ты помнишь,

акаций пушкинских, оваций, слов,

 как шарик,

поверх голов,

и как восторг приходил, знобя,

и ты слагал стихи про себя:

„как в больничных

                    как в палатах

всё мелькали

                    до утра

выпускницы

                    в белых платьях

как в халатах

                    доктора“

Теперь мне так уже

                    не написать,

и после химии

но таящему не бежать,

лепя снежки и стихи мои,

                    ты мне завидуешь? Ах, ,

                    какая всё это ерунда:

                    сложные отношения,

                    ложные положения…

Всего на свете важней одно —

я заплатил бы дорого! —

чтобы на жизнь смотреть сквозь окно

школьного коридора,

я не курил тогда…

Плюнь на это!

, прикури от моей сигареты.»

Александр Грин

Когда я вижу томик Грина

на ваших модных стеллажах,

мне кажется, что тонны грима

на злых щеках его лежат —

настолько в книге каждый лист

прокомментирован умело,

малый!

не чуть ли не !

Хороший тон: с его романчиком

после обеда — на диван.

Пора начать его романтику

на килограммы продавать,

пора ему памятник

и ежегодный юбилей,

и выкинуть пора из памяти,

как он скитался и болел…

Но в час, когда любой талантлив

и не стесняется рыдать

и полуночный бой курантов

рождает нищих и бродяг

когда шатается в коленях

и раскаляется в глазах

одна мечта

о черном хлебе

а не об алых парусах

он возникает пьяный, слабый

и тонут тени на щеках

и он бредет по лужам славы

в своих дырявых

!

… врал — и вдруг осекся…

… врал — и вдруг осекся,

поняв, что началась весна.

Я вышел. Заблестело солнце

почти на уровне виска.

На перекрестке полнокровном,

там, где толпа, свистки, бензин,

я растворился в ровном реве

сворачивающих машин,

а город жил! Ругался матом,

ширялся искрами огня.

Гигантской соковыжималкой

он меня!

солнцем, как рентгеном,

сиял передо мною мир,

мелькали лифты, словно гены,

в кровообращении квартир,

мелькали подо мной ступени,

а надо мною — этажи…

И понимал я постепенно

зачем мне жить и как мне жить.

Размышления по дороге в прачечную

1969.

Стартующая баллада

10… 9… 8…

мысли гениев опаленные —

с мысов Кеннеди

                  «Аполлонами» —

смылись и несутся,

в атмосферах сути прессуясь,

гарь и копоть стынут во рту еще…

                  7… 6… 5…

стань, эпоха моя, стартующей!

обрати нас в бегство ли, в веру ли,

только к старту из бедствий вырули,

верь и кайся,

но только стань

вертикальною

словно старт!

                                    4… 3… 2…

( перегорим еще

и без нас отзвучит отсчет

и без нас застонут моторы

но земля задрожит в

мы раскинули руки устало

и тогда мы поймем

настало!)

                                                      1…

и в распахнутые рассветы

встанут старты моей эпохи,

это стали и пота сполохи,

мысли гениев и ракеты!

1969.

Мустанги дергались на привязи…

Мустанги дергались на привязи

над изможденным храпом табора.

А утром полз фургон на прииски

и оседала пыль у рта, бура.

Добыть не для столовых ложек

созвездий золото хотим мы.

Ракета дергалась как лошадь

на взмыленной уздечке дыма.

1966.

Хула-хуп

Словно бабочка-личинка

коконом опутана,

крутит тонкая девчонка

обруч хула-хупа.

Я смотрю, прохожий парень:

меж зеленых дуг

это

          лето

                    по спирали

крутится в саду.

Солнце жарит.

          Солнце жарит

как яичницу — людей.

Ах, как жарко!

нас не жалко

сковородкам площадей,

мы заботами замотаны

с быстротой,

но предчувствие чего-то

жжет, как серной кислотой,

я шагаю сквозь толпу,

и верчу на языке я

стих — как звонкий хула-хуп,

Значит, лето!

Значит, лето,

и, как девочка в саду,

крутит хула-хуп планета

под названием

                    Сатурн…

…и вдруг в природе каждый атом…

и вдруг в природе каждый атом

стал ясно виден —

                        и глаза

сместились в сторону куда-то

и оказались вне лица.

и забрели в седую чащу,

бездомные как светляки,

вбирая каждый лист летящий

и каждый поворот реки,

мотались тени по поляне,