Стихи. Дневник 1911-1921 - [14]

Шрифт
Интервал

Свои печали вольно скроет.
Весь этот мир одной слезы твоей,
Да и ничьей слезы не стоит.
Таись, стыдись страданья твоего,
Иди — и проходи спокойно.
Ни слов, ни слез, ни вздоха, — ничего
Земля и люди недостойны.

КЛЮЧ

Был дан мне ключ заветный,
    И я его берег.
Он ржавел незаметно…
    Последний срок истек.
На мост крутой иду я.
    Речная муть кипит.
И тускло бьются струи
    О сумрачный гранит,
Невнятно и бессменно
    Бормочут о своем,
Заржавленною пеной
    Взлетая под мостом.
Широко ветер стужный
    Стремит свистящий лет…
Я бросил мой ненужный,
    Мой ключ — в кипенье вод.
Он скрылся, взрезав струи,
    И где-то лег, на дне…
Прости, что я тоскую.
    Не думай обо мне.

ПРОШЛА

На выгибе лесного склона
Я увидал Ее в закатный час.
Зеленая прозрачная корона,
Печальность неподвижных глаз.
Легко прошла, меж алых сосен тая,
Листом коричневым не прошурша,
Корона изумрудела сквозная…
И плакала моя душа.
Любил Ее, люблю, не зная…
Узнаю ль в мой закатный час?
Сверкнет ли мне в последний раз
Ее корона тонкая, сквозная,
Зеленая осеннесть глаз?

ВТАЙНЕ

Сегодня имя твое я скрою,
   И вслух — другим — не назову,
Но ты услышишь, что я с тобою,
   Опять тобой — одной — живу.
На влажном небе Звезда огромней,
   Дрожат — струясь — ее края.
И в ночь смотрю я, и сердце помнит,
   Что эта ночь — твоя, твоя!
Дай вновь увидеть родные очи,
   Взглянуть в их глубь — и ширь — и синь.
Земное сердце великой Ночью
   В его тоске — о, не покинь!
И всё жаднее, все неуклонней
   Оно зовет — одну — тебя.
Возьми же сердце мое в ладони,
   Согрей,— утишь,— утешь, любя…

ST. THÉ RÉ SE DE L'ENFANT JÉSUS[2]

Девочка маленькая, чужая,
Девочка с розами, мной не виденная,
Ты знаешь все, ничего не зная,
Тебе знакомы пути неиденные -
Приди ко мне из горнего края,
Сердцу дай ответ, неспокойному…
Милая девочка, чужая, родная,
Приди к неизвестному, недостойному…
Она не судит, она простая,
Желанье сердца она услышит,
Розы ее такою чистою,
Такой нежной радостью дышат…
О, будь со мною, чужая, родная,
Роза розовая, многолистая…

ЗЕРКАЛА

А вы никогда не видали?
В саду или в парке — не знаю,
Везде зеркала сверкали.
Внизу, на поляне, с краю,
Вверху, на березе, на ели.
Где прыгали мягкие белки,
Где гнулись мохнатые ветки,-
Везде зеркала блестели.
И в верхнем — качались травы,
А в нижнем — туча бежала…
Но каждое было лукаво,
Земли иль небес ему мало,-
Друг друга они повторяли,
Друг друга они отражали…
И в каждом — зари розовенье
Сливалось с зеленостью травной;
И были, в зеркальном мгновеньи,
Земное и горнее — равны.

ВОСКРЕСЕНЬЕ

Д. М.

Не пытай ни о чем дорогой,
Легкой ткани льняной не трогай,
И в пыли не пытай следов,-
Не ищи невозможных слов.
Посмотри, как блаженны дети;
Будем просты сердцем и мы.
Нету слов об этом на свете,
Кроме слов — последних — Фомы.

ДОСАДА

Когда я воскрес из мертвых,
     Одно меня поразило:
Что это восстанье из мертвых
     И все, что когда-нибудь было,-
Всё просто, все так, как надо…
Мне раньше бы догадаться!
И грызла меня досада,
Что не успел догадаться.

ВСЁ РАВНО

… Нет! из слабости истощающей
       Никуда! Никуда!
Сердце мое обтекающей
       Как вода! Как вода!
Ужель написано — и кем оно?
       В небесах,
Чтоб въедались в душу два демона,
       Надежда и Страх?
Не спасусь, я борюсь,
       Так давно! Так давно!
Всё равно утону, уж скорей бы ко дну…
       Но где дно?..

8 НОЯБРЯ

Тихие сумерки… И разноцветная
медленно меркнущая морская даль.
Тоже тихая и безответная,
розово-серая во мне печаль.
Пахнет розами и неизбежностью,
кто поможет, и как помочь?
Вечные смены, вечные смежности,
лето и осень — день и ночь…
Свечи кудрявятся за тихой всенощной,
к окнам узким мрак приник,
пахнет розами… Как мы немощны!
Радуйся, радуйся, Архистратиг!

ETERNITÉ FRÉ MISSANTE[3]

В.С. Варшавскому

Моя любовь одна, одна,
Но всё же плачу, негодуя:
Одна,— и тем разделена,
Что разделенное люблю я.
О Время! Я люблю твой ход,
Порывистость и равномерность.
Люблю игры твоей полет,
Твою изменчивую верность.
Но как не полюбить я мог
Другое радостное чудо:
Безвременья живой поток,
Огонь, дыхание «оттуда»?
Увы, разделены они -
Безвременность и Человечность.
Но будет день: совьются дни
В одну — Трепещущую Вечность.

РАВНОДУШИЕ

… Он пришел ко мне, а кто — не знаю,

Он плащом закрыл себе лицо…

1906

Он опять пришел, глядит презрительно,

Кто — не знаю, просто, он в плаще…  

1918
Он приходит теперь не так.
Принимает он рабий зрак.
    Изгибается весь покорно
И садится тишком в углу
Вдали от меня, на полу,
    Похихикивая притворно.
Шепчет: «Я ведь зашел, любя,
Просто так, взглянуть на тебя,
    Мешать не буду, — не смею…
Посижу в своем уголку,
Устанешь — тебя развлеку,
    Я разные штучки умею.
Хочешь в ближнего поглядеть?
Это со смеху умереть!
    Назови мне только любого.
Укажи скорей, хоть кого,
И сейчас же тебя в него
    Превращу я, честное слово!
На миг, не навек!— Чтоб узнать,
Чтобы в шкуре его побывать…
    Как минуточку в ней побудешь -
Узнаешь, где правда, где ложь,
Всё до донышка там поймешь,
    А поймешь — не скоро забудешь.
Что же ты? Поболтай со мной…
Не забавно? Постой, постой,

Еще от автора Зинаида Николаевна Гиппиус
Дневники

Дневники Зинаиды Николаевны Гиппиус периода Первой мировой войны и русской революции (1914-1917 и 1919 гг.). Предисловие Нины Берберовой.


Время

Давным-давно на севере жила принцесса, которой хотелось найти то, что сильнее времени…


Живые лица

Богема называла ее «декадентской Мадонной», а большевик Троцкий — ведьмой.Ее влияние на формирование «лица» русской литературы 10–20-х годов очевидно, а литературную жизнь русского зарубежья невозможно представить без участия в ней 3. Гиппиус.«Живые лица» — серия созданных Гиппиус портретов своих современников: А. Блока, В. Брюсова, В. Розанова, А. Вырубовой…


Язвительные заметки о Царе, Сталине и муже

Поэтесса, критик и демоническая женщина Зинаида Гиппиус в своих записках жестко высказывается о мужчинах, революции и власти. Запрещенные цензурой в советское время, ее дневники шокируют своей откровенностью.Гиппиус своим эпатажем и скандальным поведением завоевала славу одной из самых загадочных женщин XX века, о которой до сих пор говорят с придыханием или осуждением.


Том 1. Новые люди

Впервые издастся Собрание сочинений Зинаиды Николаевны Гиппиус (1869–1945), классика русского символизма, выдающегося поэта, прозаика, критика, публициста, драматурга Серебряного века и русского зарубежья. Многотомник представит современному читателю все многообразие ее творческого наследия, а это 5 романов, 6 книг рассказов и повестей, 6 сборников стихотворений. Отдельный том займет литературно-критическая публицистика Антона Крайнего (под таким псевдонимом и в России, и в эмиграции укрывалась Гиппиус-критик)


Ласковая кобра. Своя и Божья

Поэтесса, критик и демоническая женщина Зинаида Гиппиус в своих записках жестко высказывается о мужчинах, революции и власти. Запрещенные цензурой в советское время, ее дневники шокируют своей откровенностью. Гиппиус своим эпатажем и скандальным поведением завоевала славу одной из самых загадочных женщин ХХ века, о которой до сих пор говорят с придыханием или осуждением.