Стихи - [10]

В пахнущем дынями шалаше.

Ласково струи на плечи стекают,

Слиплись и спутались пряди волос.

Дождь не утих, а уже припекает,

Солнышко сушит листву у берёз.

Снова стрекозы парят над водою,

Полдень желаньем и зноем налит.

И над ушедшей лиловой грядою

Непререкаемо солнце горит!

1959

" В глазах твоих весенняя грустинка "

В глазах твоих весенняя грустинка

Поблекшей медуницей зацвела.

Всё потому, что узкая тропинка

Тебя в сосновый бор не увела.

Мне больно видеть — взгляд твой сходен с дымом,

Не отражаться в нём речной заре.

Всё потому, что ты в своём любимом

Себя хоронишь, как в монастыре.

Шагни на взгорье, к той сосне горбатой,

Которая влюблённо смотрит в дол,

И вдруг ты станешь сильной и богатой

И заключишь в объятья медный ствол!

И ты заметишь солнце над рекою,

Как золото на отмелях излук,

И ощутишь горячею щекою,

Что есть тепло теплей любимых рук.

И ты иначе милого обнимешь,

Иначе припадёшь к его устам.

И, может быть, любовь свою поднимешь

К вершинам сосен, к лёгким облакам!

1959

Ой, снег-снежок

Вьюга во поле завыла,

Ой, люто, люто, люто,

На свидание сегодня

Не торопится никто.

 Ой, снег-снежок,

 Белая метелица,

 Говорит, что любит,

 Только мне не верится.

Бьёт о стёкла, бьёт о крышу,

Бьёт по каменной трубе,

Не глухая — слышу, слышу,

Мне самой не по себе.

Через это завыванье,

Через белую пургу,

На десятое свиданье

Я сегодня не пойду.

Ой вы, вьюги и бураны

И глубокие снега,

Разрешаю вам буянить,

Но не дальше четверга.

 Ой, снег-снежок,

 Белое сияние,

 Под окном дружок,

 Значит, быть свиданию!

1957

" Рожь подступила к могиле бойцов, "

Рожь подступила к могиле бойцов,

Встала, как войско, прямыми рядами.

А по военной дороге отцов

Мирные дети идут за грибами.

В скромной ограде бушует трава,

К мёртвым венкам жмутся ветви живые.

День разгулялся, дорога пряма,

Ласково льнут ветерки полевые.

Прямо из нивы зенитка торчит,

Целится башнею танк в отдаленье.

В небе безоблачном коршун кричит,

Свастики нет на его оперенье.

Дети, не бойтесь! Смелее! Смелей!

Нет за кустами врагов нечестивых.

Вы здесь хозяева этих полей,

Этих лесов, этих рек говорливых.

От попаданий дубрава черна,

Пробует с корня ожить и воспрянуть.

Как она неизлечимо верна

Этой земле, этим древним крестьянам.

Нет! Незнакома природе печаль,

Не для неё ни вдовство, ни сиротство.

Через окопы шагнул иван-чай,

Цвет небывало высокого роста.

Прячется противотанковый ров

В послевоенные ивы и кроны,

Красное полымя клеверов

Гудом гудит от пчелы златобровой.

Было за что бесноваться огню,

Крови крестьянской дымиться росою.

Дети, идите! Я вас догоню,

Оберегу ваше детство босое.

Вот и осмелились и разбрелись,

Тихо ложатся грибы в кузовочек.

Только ручей да осиновый лист

Что-то до боли родное бормочут!

1957

Я был ручьём

Е. Евтушенко

Я был ручьём под травами,

Я грузом был под кранами,

Я тёк каширским током на Москву.

Меня за белы рученьки

Вели по трапу грузчики

К ржаному и солёному куску.

Каспийская, балтийская,

Солёная, смолёная,

Высокая, весёлая волна

На грудь мою кидалася,

При встрече улыбалася,

Ласкала, как любимая, меня.

На яростном и радостном,

И на сорокаградусном

Морозе я калил себя не раз.

Ветра меня проветрили,

Моря меня приметили,

Мне руку жали Север и Кавказ!

И чем я в жизни выстоял?

Душой ли гармонистовой,

Смирением ли девичьим,

Иль тем, что я — бунтарь?

Иду в лесах аукаю,

Не прячу и не кутаю

Свой травяной букварь.

А надо мною — радуги,

А подо мною — ягоды,

И льющийся, смеющийся,

Щебечущий восторг.

И сквозь настилы старые,

Как из подземной камеры,

Моя трава растёт!

1956

Двадцать тапочек

Двадцать тапочек сушились

На заборе общежитья,

Десять девушек гляделись

В голубые зеркала.

Не гудок, не производство,

Не местком, не руководство,

Не техминимум станочный,

А гулянка их звала.

Крышки хлопали над супом,

Лук шипел на сковородке,

Молча жарилась картошка,

Разбухал лавровый лист.

В это чудное мгновенье

Прозвучало откровенье.

В голубой косоворотке

Подошёл и тронул кнопки

Чернобровый гармонист.

Руки девушек-прядильщиц

В доме окна отворили,

Пропадай, супы и соус,

Выкипай до дна, обед!

И по лестнице немедля

Каблучки заговорили,

Крепдешин заулыбался,

Заструился маркизет!

Матерям отдав заботы,

Старикам оставив думы,

Неумолчно, неустанно

Веселилась молодёжь.

К разноцветью майских платьев

Льнули серые костюмы,

Пять блондинов, три брюнета,

А один — не разберёшь!

Под раскидистой берёзой,

У фабричного забора,

Где гараж и где в разборе

Две коробки скоростей,

Состоялся многолюдно

Праздник юного задора

И ничем не омрачённых

Человеческих страстей.

После звонкого веселья,

После вздохов под луною,

После смелых, недозволенных

Заходов за черту,

Не плясалось и не пелось, —

Хлеба чёрного хотелось,

С аппетитом шла картошка,

Голубком летала ложка

То к тарелке, то ко рту!

Крепко спали на подушке

Шестимесячные кудри,

И чему-то улыбался

И смущался алый рот.

И стояли неотступно

Озабоченные будни

У парткома, у фабкома,

У фабричных у ворот.

1956

Лирическое настроение

Луны светятся электрические

В тополиной аллее.

Настроенье такое лирическое,

Хоть и нет юбилея.

Хоть для выхода первого томика

Не наложено виз.

Хоть при чтенье стихов с подоконника

Не срывается: — Бис!

Хоть в сберкнижке не густо, не весело

Круглый год,

И душевное равновесие

Обретается в долг.

В тополях говорю со студентками

Глаз на глаз:

— Не знакомы с Семёном Гудзенко вы?