Стихи - [3]

Шрифт
Интервал

В полупустой вагон вошла Надежда
Внимательно обвела взглядом усталые лица.
Каждый узнал ее — она поняла это по глазам.
И только один старик продолжал смотреть в окно.
Надежда села рядом и сказала ему: «Здравствуй…»
Он молча посмотрел на нее и рассмеялся.
«Почему ты смеешься?» — спросила удивленно Надежда.
«Потому что мне сейчас выходить» — ответил старик.

ветер напишет на стекле

ветер напишет на стекле
о солнечных проводах,
которые дрожат от тока моей нежности
протянутые через все небо,
они подключены к твоему дому
чтобы ты могла включать свет своей надежды,
когда в твоей душе наступают сумерки…

Вот и долгий июль доживает последние дни

Вот и долгий июль доживает последние дни.
И свернутся в кольцо, как змея, его жаркие ночи.
Ты не слушай меня, ты спокойно сегодня усни.
Ты не слушай меня, в этой жизни похож я на прочерк.
И пустая графа остается в анкете судьбы,
Там, где пишут о смысле как будто бы прожитой жизни.
Ты не слушай как шепчутся все эти вечные «бы»,
Не смотри, как душа моя вновь над непрожитым виснет.
Так и движемся мы: я — по кругу, а ты прямой.
Ухожу от тебя и на новом кругу возвращаюсь.
Ты не слушай меня, все дороги приводят домой,
Даже если с тобой навсегда я сегодня прощаюсь.

Время рисует крестик

Время рисует крестик.
Вечность рисует нолик.
Душа — игровое поле.
И кажется, вновь ничья.

Вселенский снег. Конца и края

Вселенский снег. Конца и края
Не видно белизне слепой.
Стоят дома, как буквы Брайля
В раскрытой книге мировой.

.

Гадать по старой карте мира

Гадать по старой карте мира,
по лоскуткам морей и стран.
Пока дождем ликует сырость,
даря отравленный туман.
Гадать по карте… Океаны
хранят безмолвие глубин.
И мне вдруг кажется так странно,
что в прошлой жизни я любил.
Любил, дышал в твои ладони,
Хотел твоими снами стать.
К чему гадать? Мой остров тонет.
А я устал его спасать.

Глазам уже не больно

Глазам уже не больно
Смотреть на странный свет.
Я прошлое на бойню
Веду — спасенья нет.
За то, что привязалось,
За лишние «прости».
За то, что оказалось
Помехой на пути.
Оно идет покорно,
Мерцает грусть в глазах.
И кружит ворон черный
В осенних небесах.
И вновь рука безвольно
Упала — не могу!.
И мне светло и больно,
И тени на снегу.
Над миром бессловесным
Не властны мы в себе.
Я шел обратно лесом
И плакал на тропе.

Грозя спокойным отчужденьем

Грозя спокойным отчужденьем,
Пришла привычная зима.
Посеребрила ночи тени
и все уснувшие дома.
А в глубине пустых объятий
таилась призрачная боль.
И звезды сыпались на платье,
И не кончался алкоголь.

Ветер ноябрьский кружил по городу

Ветер ноябрьский кружил по городу,
Завывая не в такт осенним распевам.
Трепал у бомжа рваную бороду,
И кусал лицо ему колючим снегом..
А старик щурил глаза слезящиеся,
Запахнув телогрейку со следами боли.
И думал: «Да простятся меня стыдящиеся,
А меня ненавидящие — тем более».
А когда снегопад обезглавил время
И ночь засверкала зеркалом льда,
Старик ушел, белизной немея,
Чистый по чистому,
не оставив следа.

забвение

забвение
пробелы в тексте
медленное движение сквозь пустоту
к начертанию нового имени
ощущение спирального времени
и нежное — в тишину — любишь ли ты меня?
забвение
ощущение чистой белой бумаги
и красоты молчания
И возвращение
тонкой радости узнавания
когда, как бабочка на острие шпаги,
душа замерла, отдыхая от прошлого знания
и Вечность дует на прозрачные крылышки
и шепчет ей нежно:
до свидания, душа, до свидания…

Завтра будет музыка другая

Завтра будет музыка другая.
Завтра я не буду понимать
То, что я сегодня понимаю
И пытаюсь вечности отдать.
Завтра я приму таблетку смысла.
Боль утихнет и слова умрут.
Ведь портрет судьбы не мной написан,
А меня художником зовут.

Развязка давно наступила

Развязка давно наступила,
А мы все глядим на экран.
Судьба улыбается мило
И ставит на полку роман.
Прочитан, прокурен, проверен.
Заметки на белых полях.
Закроются старые двери,
И чуть повернется Земля.
И город луною окутан,
Плывет над землею сквозь ночь.
И снова не спится кому-то,
И что ему сможет помочь?.
Не книжка — в ней все неизменно.
Не время — в нем много тоски.
Но снова синеют как вены,
Две рваных и нервных строки.
Пусть в них отразится надежда
И отблеск непрожитых дней.
А утром ослепшая нежность
Уйдет в пустоту площадей.

Рассматривая картину средневекового китайского художника

Иероглиф судьбы черной тушью на тонкой бумаге…
И прозрачный пейзаж, где гора, и тропинка петляет.
И глядишь, и как будто бы слышишь журчание влаги.
И как будто бы видишь, как старый монах у ручья отдыхает.
И подумаешь грустно: какое по счету рожденье?
Через сколько еще предстоит мне пройти умираний?
В этом мире, где каждый сражается с собственной тенью.
В поднебесной, где спрятана где-то ошибка страданий.
Иероглиф судьбы, но прозрачна картина, как воздух,
Чтобы свет нам дарить, и тропинкой вести на вершину,
Где ладони щекочут большие колючие звезды,
И монах, улыбаясь, глядит на ночную долину.

К пустоте привыкаешь, становишься с нею на «ты»

К пустоте привыкаешь, становишься с нею на «ты».
Отдаешь ей спокойно названия станций и улиц.
Привыкаешь спускаться с холодной ее высоты,
Там, где мысли кустами к земле каменистой пригнулись
С пустотой начинаешь как будто по-новому жить.
Как бы видеть иначе, прозрачно, без всякой печали.