Стихи (3) - [2]

Я в грудь ее поцеловал,

И тихий смех мне был наградой,

Добра мне этот смех желал...

Она была полураздета,

И со двора нескромный вяз

В окно стучался без ответа

Вблизи от нас, вблизи от нас.

1870

III

Предчувствие

Глухими тропами, среди густой травы,

Уйду бродить я голубыми вечерами;

Коснется ветер непокрытой головы,

И свежесть чувствовать я буду под ногами.

Мне бесконечная любовь наполнит грудь.

Но буду я молчать и все слова забуду.

Я, как цыган, уйду - все дальше, дальше в путь!

И словно с женщиной, с Природой счастлив буду.

Март 1870

IV

Кузнец

Дворец Тюильри, 10 августа 92 г.

С огромным молотом в натруженных руках,

Хмельной, величественный, нагонявший страх,

Порой хохочущий, как бронзовые трубы,

С высоким лбом кузнец, разглядывая грубо

Людовика, вступил с ним в разговор. Народ

Их окружал в тот день, сновал он взад-вперед,

Одеждой грязною касаясь позолоты.

И бледен был король, как будто от дремоты

Очнувшись, эшафот увидел пред собой.

Покорный, словно пес, с поникшей головой,

Не шевелился он: кузнец широкоплечий

Такие знал слова, такие вел он речи,

Что все оборвалось в груди у короля.

"Ты, сударь, знаешь сам: мы пели тра-ля-ля,

Гоня чужих волов на борозды чужие.

Перебирал аббат монеты золотые

Молитв, нанизанных на четки. А сеньер

Победно в рог трубил, скача во весь опор.

Один хлыстом нас бил, другой грозил пеньковой

Веревкой. И глаза у нас, как у коровы,

Глядели тупо и не плакали. Мы шли,

Все дальше, дальше шли. Когда же грудь земли

Плуг перепахивал, когда мы оставляли

В ней нашу плоть и кровь, то нам на чай давали:

Лачуги наши жгли! У этого костра

Могла себе пирог спечь наша детвора.

О! Я не жалуюсь. Все эти рассужденья

От глупости моей. Предвижу возраженья.

Не радостно ль смотреть, как с сеном полный воз

В июне катится к амбару? Как принес

Прохладу летний дождь и как в саду и в поле

Благоухает все? Ну разве плохо, что ли,

Глядеть, как колос твой наполнился зерном,

И думать: из зерна хлеб выпекут потом?

А если сила есть, то место есть у горна:

Там молотом стучи и песню пой задорно,

Была б уверенность, что и тебе пошлет,

Хотя бы толику, бог от своих щедрот...

Короче говоря, старо все это дело!

Но знаю я теперь: мне это надоело!

Когда есть две руки и голова притом,

Приходит человек с кинжалом под плащом

И говорит тебе: "Вспаши мне землю, малый!"

А началась война - и снова, как бывало,

К тебе стучатся в дверь: "Дать сына нам изволь!"

Я тоже человек, но если ты король,

Ты скажешь: "Так хочу!" И слышать это тошно.

Уверен ты, что мне твой балаган роскошный

Приятно созерцать, а в нем вояк твоих,

Толпу бездельников в мундирах золотых,

Что пахнут свежестью (то наших дочек запах),

Приятно созерцать ключ от тюрьмы в их лапах.

Смиритесь, бедняки! Во всем король наш прав!

Позолотим твой Лувр, гроши свои отдав!

Ты будешь сыт и пьян. Мы тоже не в обиде:

Смеются господа, у нас на шее сидя!

Нет! Эти мерзости старее всех морщин.

Народ не шлюха вам. Всего-то шаг один

И вот Бастилию мы в мусор превратили.

Все камни у нее от крови потны были,

И тошно было нам смотреть, как вознеслись

Ее облезлые глухие стены ввысь

И, как всегда, их тень нас покрывает мглою.

Да, гражданин, в тот день ужасное былое

Хрипело, рушилось, когда те стены в прах

Мы обратили вдруг. Любовь у нас в сердцах

Таилась. Сыновей к груди мы прижимали.

И ноздри у людей, как у коней, дрожали.

Могучи и горды, мы шли на штурм тюрьмы;

В сиянье солнечном шли по Парижу мы,

И наших грязных блуз никто не сторонился.

Людьми почувствовали мы себя! Струился

У нас по жилам хмель надежды. И бледны

Мы были, государь. Когда же у стены

Тюремной собрались с оружьем наготове,

Не знали ненависти мы, ни жажды крови;

Мощь осознав свою, решили: гнев угас.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Но после дня того как бес вселился в нас!

На улицу поток рабочих хлынул, тени

Сливались и росли, шли толпы привидений

К жилищам богачей, к воротам их дворцов.

Я тоже с ними шел, чтоб убивать шпиков,

Я весь Париж прошел, таща с собою молот,

И что ни улица - то череп им расколот.

Засмейся мне в лицо - я и тебя убью...

Король, считать учись, не то казну свою

На адвокатов всю истратишь без остатка!

Мы просьбы им несем - они их для порядка

Берут и говорят: "Какие дураки!"

Законы стряпая, кладут их в котелки

И варят не спеша, добавив к ним приправы;

А подать новую придумав для забавы,

Нос затыкают свой, когда встречают нас,

Им, представителям народным, режет глаз

Наш неопрятный вид! Штыки страшат их только.

Ну что ж! К чертям их всех! Теперь понять изволь-ка,

Что сильно надоел нам этот пошлый люд.

Так значит вот каких ты нам настряпал блюд,

В то время как наш гнев, сметая все препоны,

Уже обрушился на митры и короны!"

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Тут бархат он с окна сорвал и короля

Заставил глянуть вниз: была черна земля

От толп, кишевших там, от толп, чей вид был страшен;

Там словно океан ревел, и выше башен

Вздымался этот рев; там блеск железных пик

И барабанов дробь, лачуг и рынков крик

В один поток слились, и в том водовороте

Кровь красных колпаков окрасила лохмотья.