Стезя и место - [23]

– Михайла еще и по торговой части вовсе не лопух! – вставил он с таким видом, словно с садистским удовольствием сыпал соль на раны Федору. – И на судебном стоянии не теряется, и с князем да княгиней без запинки беседовал, сумел понравиться!

– Разыгрываете! – убежденно заявил Федор. – Нашли время… Кирюха, ведь разыгрываете?

– Да нет, Федя, все так. Я и сам порой удивляюсь, а иногда думаю: а может, это душа Фролушки покойного за сынком из Царствия небесного приглядывает? – Корней осенил себя крестным знамением, вслед за ним закрестились и остальные.

– Однако ж и про наставников забывать не стоит! – прервал тишину Осьма. – Ты сам подумай, боярин: воевода Корней Агеич, пастырь наш отец Михаил, ведунья Настена, Великая волхва Гредислава Всеславна, Рудный Вое… Алексей Дмитрич, – Осьма скромно потупился и добавил: – ну, и аз, многогрешный, руку приложил. При таких-то наставниках…

– В том, что ты многогрешен, я и не сомневаюсь! – прервал купца Федор. – Однако же никакие наставники… погодите-ка! Великая волхва, ведунья… да что у вас тут творится? Вертеп языческий…

– Остынь, Федька! – Корней досадливо поморщился. – Святошу-то из себя не строй, сам с язычниками дела ведешь, и не только подати собираешь, а и… напомнить?

Федор мрачно глянул на друга юности, но отреагировать на неприятный намек ему не дал Осьма:

– И никакой не вертеп! – затараторил купец, как сорока. – Если бы вертеп, так Михайла сам опоганился бы, однако ж, все совсем наоборот свершается! Семьдесят четыре юных души, через службу в Младшей страже, из мрака язычества исторгнуты и к свету Истинной Православной веры приведены: посты блюдут, молитвы ежедневно и не по одному разу возносят, по воскресеньям исповедуются и причащаются святых тайн…

– Уймись, Осьмуха! – Корней махнул на купца рукой, словно на надоедливую муху. – Вас, болтунов, послушать, так и впрямь получается не парень, а… Кхе! Бог знает что получается. Хватит! Отрок как отрок, только выучен изрядно, да хорошо умеет книжную науку к жизни применить… ну, удачливый еще… – Корней на секунду задумался и добавил уже совсем другим тоном: – Да, везунчик, уже несколько раз по самому краю прошел, я его в мыслях уже трижды хоронил… Господи, спаси и защити… – Корней снова перекрестился.

– Гр-хм! – Федор громогласно прочистил горло и обратился к Алексею: – А ты что скажешь? Каков старшина Младшей стражи на твой взгляд? – погостный боярин как-то умудрился задавать свои вопросы, не глядя в лицо Алексею, а уставившись ему куда-то в бороду. – Каждый ведь день его видишь, и не только его самого, но и то, как он Воинской школой правит. Это о многом человеку бывалому сказать может. Так что, каков он?

Алексей, отчетливо ощутивший возникшую между ним и Федором напряженность и нежелающий уступать в психологическом поединке ни пяди, сформулировал свой ответ в такой форме, что Осьма от неожиданности причмокнул губами, а Корней, в который уже раз, выдал свое универсальное «Кхе!».

– Не прост твой будущий зять, боярин, не прост, однако жених завидный, и не только по здешним меркам.

– Г-м, жених… это мы еще посмотрим, какой он жених! – Федор приосанился и оправил бороду, потом спохватился и рявкнул: – Да не о том я тебя спрашиваю! Мы что тут, о свадьбе сговариваемся?

– Хе-хе-хе! – рассыпался мелким смешком Корней.

– Хи-хи-хи! – подхватил Осьма.

Алексей тоже криво ухмыльнулся, а Федор, побагровев, заорал в полный голос:

– Да вы что, сговорились меня изводить сегодня?!

– Ну-ну, тихо, тихо… – успокаивающе заворковал Корней и вдруг, перекосившись лицом, тоже заорал во всю глотку: – А нехрен великим боярином выставляться!!! Перед кем величаешься, засранец?!!

– Что-о?.. – набрав в грудь воздуха, начал было Федор и осекся.

Знакомая с юных лет лисовиновская ярость, исказившая лицо Корнея – слева, холодный взгляд расчетливого убийцы – напротив, что-то смертельно-ядовитое, даже оглядываться не хотелось – справа. Федор замер, понимая, что сам Корней даже и пальцем не шевельнет, только мигнет своим ближникам, а те и бить-то не станут, не то, что убивать – просто скрутят и повозят рожей по лавке, как раз по тому месту, где только что сидел задом – унижение хуже побоев.

– Ты перед кем тут выделываешься, козлодуй? – Корней, хоть больше и не орал, но словно плевал каждым словом в лицо погостному боярину. – Перед Осьмой? Так про него князь Юрий Суздальский, хоть ночью разбуди, все без запинки выложит, а тебя княгиня Ольга один раз видела, а как звать, и не знает!

Перед Алексеем? Так он половцев накрошил столько, что и былинному богатырю впору было бы, а теперь такую стаю волчат натаскивает, что они уже сейчас любого медведя на куски порвать способны, а ты что можешь? Только беличьи шкурки в кладовке пересчитывать! Передо мной? А хрен мой до отхожего места отнести не желаешь?

Ты кто такой, Федька? Ну, посмотри на себя и посмотри на нас. Вот, я! – Корней сделал широкий обводящий жест, словно отождествляя себя не только с домом, в котором они находились, а и вообще со всем Ратным и округой. – Случись что, даже лишившись воеводского достоинства, я останусь при своем имении и ратной силе, которые со временем только богатеть и сильнеть будут. И попробуй, выковыряй меня отсюда! Хрен выковыряешь! Чем дальше, тем больше со мной выгоднее дружить, а не лаяться.