Стервятники - [19]

Ширинг шмыгнул носом. – Ну, так мы долго можем гадать. Надо дождаться, когда она придет в себя и сама что-нибудь расскажет.

– Но машину-то ее мы должны были отыскать, а? Где-то в наших местах стоит пустая машина, в которой к тому же, вполне возможно, лежат какие-то документы. Она явно не из местных, это мы уже знаем. Свяжись по рации с Мейерсом и Уиллисом и скажи им, чтобы поискали как следует. Когда мы сможем поговорить с ней?

– Врачи говорят, надо еще несколько часов подождать.

– Попроси их позвонить нам сразу, как только она откроет глаза.

– Ладно.

– Да, и вот еще что...

– Что, шеф?

– Сходи, поешь что-нибудь. Не забывай, что власти штата платят тебе жалование. Вчера я сам видел, как ты пил пиво, а этого, парень, отнюдь недостаточно, чтобы побороть простуду. Да и сам ты больше похож на телеграфный столб. Если хочешь пересесть в это кресло, сынок, надо и мясца нарастить.

– Кто тебе сказал, что я хочу пересесть в это чертово кресло?

– Кто сказал, что Никсон был мошенником? Я сказал. А теперь проваливай отсюда.

Питерс снова заворочался в кресле, одновременно отталкивая от себя лежавшие на столе предметы. Потом оторвал листок блокнота и принялся рисовать на нем следы, которые все же успел увидеть на спине у этой самой несчастной Джейн Доу. Память у него была отменная, а потому и рисунки получились весьма убедительные. Определенно, такие следы получаются, если человека как следует отхлестать. Основная часть ран находилась примерно на уровне поясницы. Он поднялся и подошел к настенной карте.

Нашли ее к северу от Мертвой речки. Место это в межсезонье было довольно безлюдное. Примерно в миле от берега находится Дроздовый остров, с которого позапрошлым летом – это он запомнил точно – исчезла группа рыбаков-любителей. Странное было то дело. Парни прибыли из Куперстауна, штат Нью-Йорк, и все вместе на лето поселились в Любеке. И вот как-то раз взяли напрокат лодку у какого-то Шорта из Мертвой речки и домой больше не вернулись.

Лодку потом, правда, нашли – она стояла на якоре недалеко от северной оконечности острова. И нигде ни малейших следов злого умысла или какого-то насилия. Потом десять здоровенных мужчин несколько дней подряд бродили по острову, но в итоге – и, кстати, совершенно неожиданно для себя – обнаружили лишь то, что на острове время от времени кто-то жил, хотя на этом Дроздовом острове не было абсолютно никаких построек, если не считать старого и заброшенного маяка, да колонии каких-то птиц, топориков, что ли. Поначалу все подумали, что это ребятня какая-то наведывается на остров, чтобы порезвиться со своими подружками. Обследовали там каждый уголок; результат тот же – ничего. В итоге все пришли к единому мнению – кстати, не поддержанному этим самым Шортом – о том, что рыбаки просто захотели искупаться, спрыгнули с лодки и, не справившись с течением, утонули.

Правда, был там и еще один какой-то инцидент, да только сейчас он не мог вспомнить, какой именно. Помнил только, что было это несколько лет назад. Может, Ширинг вспомнит? А так за все время во всей округе ни одного тревожного случая. Вообще ничего.

Питерс вздохнул. Кто бы ни сотворил подобное с несчастной женщиной, он сейчас, скорее всего, уже где-то в Канаде. Хорошо бы хоть дамочка эта поскорее заговорила. А нет, так пусть уж вообще молчит – все равно им его не сыскать.

На память снова пришли те самые треклятые крабы. Вот уж поистине одна из древнейших форм жизни на земле. Как акулы и тараканы. За все годы существования у них так и не возникло потребности как-то видоизменяться, подстраиваясь к переменам в окружающей среде; ни одной мысли в их головах не шевельнулось – только жри что под боком водится, и все. Простая, прямолинейная, жестокая форма жизни. Как только люди могут готовить себе пищу из крабов? А туристы, похоже, и в самом деле от них просто балдеют. Впрочем, что взять с этих туристов – так, дурни бестолковые, вот и весь сказ. Но он, Питерс, не таков. Питерс вырос в этих местах.

Крабы это так, пожиратели трупов и больше ничего. Питаются одной падалью, или – как в данном случае – умирающим существом. Что-то вроде стервятника. При одной лишь мысли о том, как их клешни впиваются в тело несчастной, Питерса аж передернуло. Впрочем, он был не из робкого десятка. Скорее от него можно было ожидать, что он просто пожмет плечами и скажет: «Ну что ж, жизнь есть жизнь»; а как подумаешь об этом, так легче становится, начинаешь думать, что и краб попросту нашел себе хоть и жутковатую, но все же маленькую экологическую нишу.

17.20

Наконец они пересекли границу округа Вашингтон (самого, пожалуй, бедного и невзрачного во всей стране, как рассказывала ей Карла, хуже, пожалуй, чем даже Аппалачи – и Марджи готова была с ней согласиться). С Первого шоссе они свернули на Восемьдесят девятое, после чего им предстояло проехать мимо острова, у «мигалки» сделать левый поворот на Палермо-роуд, миновать несколько давно припаркованных трейлеров и большущий, наполовину развалившийся сарай, после чего выехать на разбитую дорогу, которая должна была привести их к Мертвой речке. Там уже все будет проще: первый поворот направо, и они помчатся прямо к дому Карлы, который, кстати сказать, оказался бы первым у них на пути. Марджори втайне радовалась тому, что они доберутся относительно засветло и им не придется отыскивать этот самый правый поворот на старой дороге, где на несколько миль в округе и спросить-то некого. В общем, если Ник и Джим не слишком задержатся, покупая пиво, все так и получится, и на месте они окажутся еще до наступления сумерек.