Стервы - [45]

— Ну-у, не знаю.

— Пойдем, я провожу тебя домой. — Маркус стремительно двинулся вперед.

— Погоди! — окликнула его Клара, и он обернулся на ее зов. От огорчения на лбу у него собрались морщины, в уголках рта залегли складки. — Один бокал.

— Я не собираюсь принуждать тебя к тому, чего ты не хочешь делать.

Клара ясно видела, что он не шутит.

— Я согласна даже пойти в «Зеленую мельницу», если ты обещаешь ничего не говорить моей тетушке.

Маркус снова подошел к ней.

— У меня на примете есть другое место. Такое, где можно спокойно поговорить.

— Поговорить?

— Да, поговорить. А ты разве подумала о чем-нибудь другом?

Такие парни, как Маркус, никогда не стремились просто поговорить с нею. Но Кларе не хотелось, чтобы это свидание (как его ни называй) закончилось так быстро. Не исключено, что Маркус и вправду не такой, за какого она приняла его поначалу. В конце-то концов, если кто и знал что-нибудь о том, как можно создать человеку дурную репутацию, то это была Клара.

— Я считаю, что поговорить — это замечательно.

Они прошли еще пару кварталов, и Маркус остановился у кондитерской с вывеской «Сдоба Бебе».

— Идем, — позвал он Клару и вошел в магазинчик.

Если бы в кино Клара не наелась попкорна с шоколадом, то сейчас у нее слюнки потекли бы от выставленной на витрине выпечки: там красовались длинные ряды пирожков, пирожных, печений, тортов. Весь магазин источал запахи ванили, корицы и сахара.

— Бебе! — воскликнул Маркус, завидев миниатюрную блондинку с пышно взбитой прической и в пекарском фартуке. Перегнувшись через прилавок, он расцеловал ее в обе щеки, как принято в Европе.

— Est-ce que nous pouvons entrer?[67]

— Для вас здесь всегда открыто, — ответила та, подмигнув Маркусу, и откинула крышку прилавка. — А вы, наверное, Патриция, я угадала? — Она так и сияла улыбкой.

Клара, смутившись, застыла на месте.

— То было уже месяц назад, Бебе, — спокойно сказал Маркус и жестом пригласил Клару войти. — Давай, нам сюда. — И пошел впереди, открывая одну дверь за другой, пока они не оказались на кухне.

Клара послушно шла за ним, чувствуя себя круглой идиоткой. Маркус показал пальцем на табличку с надписью от руки: «Во мрак — сюда», — и большую стрелку пониже.

В дальнем конце кухни он отворил обитую железом дверь. За ней находился маленький полутемный зальчик, освещенный гирляндами елочных лампочек. Кирпичные стены увешаны плакатами старых кинофильмов. Восемь столиков, со свечами в центре каждого, расставлены вокруг небольшой эстрады, на которой бас-гитарист и пианист наигрывали что-то среднее между джазом и блюзом.

Даже Клара, которая в Нью-Йорке все повидала и все испытала, должна была признать, что этот бар — полный блеск. У нее заболели щеки, и Клара поняла, что улыбается без перерыва уже… сколько? Похоже, целую вечность.

Они сели за столик в темном уголке и заказали коктейли: ему — виски со льдом, ей — шампанское с апельсиновым соком. Клара хотела было запротестовать, как планировалось, но вовремя сообразила, что даже девушка из деревенской глуши не может устоять перед запретным вкусом шампанского.

— Патриция? — спросила она, стараясь говорить как можно равнодушнее. — Значит, это твой тайный бар, где ты стараешься произвести впечатление на девушек?

— Когда-то давным-давно, — ответил Маркус. — Но те дни уж канули в Лету.

— Давно канули, если посчитать?

— Не нужно делать из мухи слона, — сказал Маркус, пожав плечами. — Да, я встречался с очень многими девушками, но очень мало кто интересует меня всерьез.

За каждым столиком сидели парочки — кто целовался, кто обнимался, а кто сочетал одно с другим. Клара никогда не была сторонницей того, чтобы демонстрировать нежные чувства на публике, но здесь что-то витало в самом воздухе, и Кларе захотелось, чтобы она тоже пришла сюда с тем, в кого влюблена.

Маркус потянулся было к ней через столик, но сдержал себя и вместо Клары обнял руками свой стакан.

— Ты совсем не похожа на всех тех девушек.

«Если б ты только знал», — подумала она.

— Так вот, скажи мне — ты очень скучаешь по своему дому? — спросил Маркус.

— Скучаю. — Она отхлебнула шампанское, закрыв тем самым себе рот.

— Но ты переписываешься с родителями, с друзьями? — Его голубые глаза, не отрываясь, смотрели на нее и ожидали ответа. — Даже не представляю, как тебе тяжело — ведь все родное осталось там, далеко-далеко.

Лицо у него было серьезным и открытым. Словно Клара ему действительно небезразлична. А когда это ей удавалось ходить на свидания с парнем, которому небезразличен хоть кто-нибудь, кроме него самого? Она сделала еще глоток шампанского.

— Хочешь потанцевать?

— Клара, — нахмурился Маркус, — я же по лицу вижу, ты чем-то очень опечалена. Это я понял с той минуты, когда увидел тебя в первый раз.

На какое-то безумное мгновение Кларой овладело желание рассказать ему все. Да, она была опечалена. До последнего времени, по крайней мере. Потому-то она так конфузилась в его присутствии: у нее возникало такое ощущение, будто тяжкий груз прежних горестей спадает с плеч, а вместо того возникает что-то легкое и головокружительное, вроде пузырьков в бокале шампанского.

— Ты не ошибся. — Она глубоко вздохнула. — Я скучаю по очень многим, кого пришлось оставить, — прежде всего по близким подругам. Они были мне все равно что сестры. Конечно, с кем-то расставаться легче, с кем-то труднее.