Стервы большого города - [77]

— Мне это не нравится, Венди, — сказал Шон сегодня днем, следуя за ней в спальню. — Я дома всего неделю, а ты уже решила смотаться?

— Чего ты хочешь от меня, милый? Прикажешь остановить производство фильма стоимостью сто двадцать пять миллионов долларов, чтобы наладить наш брак?

— Да, если хочешь, чтобы наш брак не развалился, ты должна находиться дома.

Почему он издевается над ней?

— Милый, — терпеливо продолжала Венди, — ты знаешь, что значат «Пилигримы». Для нас. Для всех нас.

— Для тебя, Венди, — возразил Шон и злобно добавил: — Ты же всегда имеешь в виду деньги, не так ли?

Это удар ниже пояса, решила Венди. Почему когда мужчины озабочены зарабатыванием денег, это приветствуется, но стоит проявить подобное рвение женщине, на нее смотрят с подозрением? А когда доходит до денег, заработанных ею тяжким трудом, Шон весьма легко тратит их. Или крадет.

Не желая углубляться сейчас в столь обширную и неприятную тему, Венди промолчала. Как сказала бы доктор Винсент: Принижение, Стервозность и Нытье наносят только вред браку.

Вздохнув, она вытащила саквояж из-под груды обуви в шкафу.

— Мне приходится зарабатывать. Помнишь, что говорила доктор Винсент? Я всего лишь стараюсь играть свою роль. Обеспечивать семью.

Но Шона не переспоришь.

— Доктор Винсент говорит, что существует граница между зарабатыванием и бегством.

Жуткая мысль пронзила Венди — доктор Винсент права. Она действительно хотела сбежать. От Шона, своей жены-пилы. Интересно, когда доктор Винсент перейдет к этой части программы?

Но внезапно Венди почувствовала себя виноватой. Она никогда не должна так думать о Шоне. Он старается, хочет сделать как лучше для семьи. Поэтому она повернулась и взялась за минет. Венди все равно стояла на коленях, так какая разница?

— Сегодня вечером мы собирались ехать к Ширли. Она не обрадуется, — сказал он потом. Вышел из комнаты и вернулся через пару минут. — Но я все уладил. Ширли разрешила нам назначить на завтра сеанс по телефону. Когда тебе удобно?

Из Румынии?

Фу-у-у, фу-у-у, гудели двигатели.

Венди открыла глаза и сорвала маску. Теперь она была взвинчена до предела. Венди посмотрела на часы. Семь утра. По нью-йоркскому времени. Час ночи в Париже, два в Румынии. Таблетка не подействовала, и теперь она вообще не уснет.

Венди села, нажатием кнопки вернула кресло в вертикальное положение и достала из саквояжа два сценария. Один — полный текст «Пилигримов», испещренный ее пометками, а второй — материал для съемок, с распределением сцен по дням. Затем Венди вынула компьютер, включила его и вставила диск.

Диск содержал материалы съемок за последние две недели. «Пилигримов» снимали на пленку, и каждые два дня специальный курьер из производственного отдела доставлял пленки из Румынии в Нью-Йорк, в центр проявки в Куинсе. Затем он перевозил пленки в здание компании «Сплатч Вернер», где Венди просматривала их. После этого пленки цифровым способом переводили на диск, чтобы Венди могла уже более внимательно изучить материал на компьютере.

Положив сценарий съемок на колени, она начала просматривать отснятый материал, сравнивая свои пометки с тем, что видела на экране компьютера.

Венди в отчаянии до боли стиснула зубы. Только этого ей не хватало. Боль эта уже много лет настигала ее — и всегда в момент сильного стресса. Венди попыталась расслабить мышцы. Ничего не остается, как жить с этой болью.

Она снова уставилась на экран и подумала, что была права: это катастрофа. Венди уже почти двадцать пять лет работала в этой сфере и полностью полагалась на свои суждения. Проблема не в том, что актеры говорили не те слова, а в том, как они их произносили, и в атмосфере сцен. Это самая непостижимая часть создания кино, своего рода искусство: перенести свое видение сюжета и то, что у тебя в голове, на экран. Но между одним и другим простиралась пропасть, заполненная сотнями людей, — и каждый из них имел собственные идеи.

Как, например, Боб Уэйберн, режиссер. Она поморщилась. В том, что касалось «Пилигримов», они с Бобом находились по разные стороны баррикад, и он знал это. Поэтому последние две недели Боб и не отвечал на ее звонки. Это было возмутительно, но из ряда вон не выходило, и при других обстоятельствах Венди спустила бы все на тормозах: если, скажем, Боб был прав — если он извлекал из сценария некий нюанс, которого не уловила она… или если ежедневных материалов достаточно, чтобы довести фильм до ума при монтаже. Венди всегда посещала места натурных съемок и съемочные павильоны всех фильмов, выпускаемых «Парадором», и будь ситуация чуть иной, она отложила бы свой полет в Румынию еще на несколько дней, отправилась бы туда после выходных, когда Магда уже выбрала бы своего пони. Но «Пилигримы» не средний фильм. Подобные фильмы рождаются раз в пять—десять лет, ленты со смыслом, умные, с потрясающими героями. Короче говоря, люди в ее индустрии называли их стоящими.

Венди прочла еще несколько строк сценария, хотя не видела в этом необходимости. Она знала каждую строчку диалогов, описание каждой сцены наизусть. Венди работала над этим проектом около пяти лет, купив права на книгу «Пилигримы поневоле», когда книга эта была еще рукописью, которую собирались издать через полгода. Никто, даже издатель, не подозревал, что «Пилигримы» более года будут занимать первые строчки списка бестселлеров, публикуемого «Нью-Йорк таймс». Но Венди это поняла. Разумеется, любой в их бизнесе знает, что следует экранизировать роман, если он стал бестселлером. Но угадать, что книга станет хитом, — здесь нужен особый талант. Венди до сих пор помнила, как прочла первый абзац «Пилигримов», забравшись с рукописью в постель. Измученная, она заставила себя еще полчаса поработать. Шел двенадцатый час, и рядом лежал и смотрел телевизор Шон. Тот день для Венди был отвратительным. Она тогда работала продюсером в «Глобал пикчерс», со своей производственной компанией, а компания «Глобал» только что назначила нового президента. Прошел слух, что он хочет снимать кино для молодых мужчин, и Венди — первый кандидат на увольнение. Она помнила, как в отчаянии сказала Шону: