Стерррва - [9]

Однажды Би увидела, как Рэндалл выходит из «Мак-Кош-холл», и сделала вид, будто фотографирует меня на фоне здания. Та фотография, помещенная в рамку, со слегка расплывчатым силуэтом Рэндалла на заднем плане, прочно обосновалась на каминной доске в нашей комнате на все время нашей учебы.

Другими словами, мы преследовали его. Усердно и неотступно.

— Заговори с ним. — Би скосила глаза, чтобы проверить, нет ли крошек сладкого пирожка у меня на губах. — Ты должна заговорить с ним. Я никогда больше не стану с тобой общаться, если ты этого не сделаешь.

Гарри вскинул брови, мудро восприняв сказанное как прямое указание к действию, и направился к барной стойке.

* * *

Дежавю. За две недели до окончания Рэндаллом университета (само собой разумеется, трагическое обстоятельство для наших юных душ) мы с Би углядели его в окне молодежного паба. С трепещущими сердцами мы выгребли все свои жалкие сбережения, чтобы умаслить вышибалу.

— Это — твой последний шанс, — напутствовала меня тренер Би, когда мы пробирались к барной стойке, где Рэндалл ждал, пока его кружку снова наполнят пивом. Наша пылкая влюбленность действительно становилась только моей; Би тогда начинала медленно проникаться симпатией к Гарри, который вот уже целый год с неослабевающим рвением ухаживал за ней.

Стоя у стойки спиной к Рэндаллу, отчаянно пытаясь казаться невозмутимыми, мы изо всех сил искали какой-нибудь предлог заговорить с ним. Просто сказать: «Привет»? Слишком банально. Девушка не могла быть такой скучной и прозаичной, начиная беседу с греческим богом.

По прошествии двадцати секунд, немного поколебавшись, Би совершила невероятное. Притворившись, будто споткнулась о неровно лежащую половицу, она подтолкнула меня — нечаянно, конечно же, — я качнулась назад и невольно ухватилась за Рэндалла. Тот подхватил меня своими сильными руками, и на один краткий восхитительный миг я ощутила, как его крепкая грудь прижалась к моей спине.

Подняв глаза, я увидела, что Рэндалл удивленно рассматривает меня. Меня охватил благоговейный страх. Я онемела и не могла ни пошевелиться, ни вздохнуть. Он улыбался — весьма доброжелательно, если учесть, что из-за моей «неловкости» он пролил пиво на свою рубашку регбиста.

— Могу я предложить вам другую кружку? — выдала я, потрясенная и гордая тем, что оказалась способна произносить слова и даже складывать их в предложения в его присутствии.

— Гм-мм. Не знаю даже, неужели и вправду можешь? — спросил он, указывая пальцем на заламинированную студенческую карточку, которую я зажала в руке. Он усмехнулся. Это было столь же отвратительно, как добывать фальшивую карточку. У девушки на фото были длинные белокурые волосы, на лице — веснушки. У меня же, напротив, кожа оливкового цвета, доставшаяся мне от моего отца брамина и светло-карие глаза. Как и большинство моих однокурсниц, в то время я стригла свои темные волосы «модной» стрижкой «Рэйчел». Вместо веснушек меня доканывал румянец, заливавший со сверхъестественной быстротой мои щеки, шею, вплоть до груди… что выглядело очень соблазнительно.

Я уставилась на Рэндалла. Забудьте про остроумное студенческое подшучивание — внезапно я потеряла способность соединять буквы в слоги, а слоги в слова.

— Эй, да не беспокойся ты так, — проговорил наконец Рэндалл, возможно, осознав, что я истощила свои умственные способности первым предложением. Он попросил бармена заново наполнить доверху его кружку, а для меня заказал бутылку «Пабст блю риббон» и протянул ее мне. Я пробормотала слова благодарности, и он, кивнув мне на прощание, присоединился к группе своих товарищей по команде за общим столом поблизости.

Никаких сравнений! Ничего более волнующего я еще не испытывала за свои восемнадцать лет жизни. От возбуждения и восторга у меня настолько закружилась голова, что даже не осталось сил начать ругать себя за косноязычие и неумение вести остроумную беседу. После того как я отсмаковала каждую драгоценную каплю пива, купленного им для меня (контрабандой даже вынесла пустую бутылку в своей сумочке), мы с Би, оглушенные, направились домой, где в изнеможении рухнули на ее койку, пытаясь осознать то, что произошло.

— Я, правда, думаю, что ты ему понравилась, — пробормотала она, перед тем как погрузиться в сон, еще прочнее зацементировав наши дружеские узы.

Спустя несколько недель, уже дома в Айове, за нашим кухонным столом, я представила маме весь эпизод в лицах.

— Рэндалл Кокс? — повторила она простодушно. И потом рассказала мне о своей старой дружбе с его матерью, Люсиль. Вот что могло бы стать темой для нашего с ним разговора! И почему я не поведала маме о своей пылкой влюбленности несколькими неделями раньше?

Историю нельзя переписать заново; но вереницу неудавшихся отношений и разочарований в моей любовной жизни, которые мне предстояло испытать позже, можно было бы предотвратить именно тогда. Еще в возрасте восемнадцати лет я могла бы стать счастливой.

* * *

Но, как бы там все ни складывалось, вот он — второй шанс, которого я прождала десять лет. Разве я не эволюционировала от того косноязычного подростка в уверенную, членораздельно излагающую свои мысли, женщину? «Да, — подумала я, — пожалуй, теперь я поговорю с ним…»