Стерегущий - [88]

— Ладно, этими обоймами япошат тоже можно набить, как мух, — словно извиняясь, сказал он и с удовлетворением заметил в глазах товарищей молчаливое одобрение.

Опустившись на одно колено и прислонившись к полуобгоревшему дивану, он стал тянуть зубами бинт, перевязывая себе рану. Отсюда ему хорошо были видны все находившиеся в каюте. Какие сильные, неустрашимые люди: все изранены, все истекают кровью, ни один не поддался не только панике, но даже унынию!

Аксионенко от страшной боли в плече и боку не мог двигаться, но сознания не терял. Он видел, как кровь все шла и шла, но унять ее не мог. Батманов, оставив винтовку, стал хлопотать около него. Он нервно покрикивал на квартирмейстера осипшим, сорванным голосом, приказывая то повернуться, то не стонать. А когда увидел, что его крик только раздражает Аксионенко, успокоительно похлопал его по колену.

— Ничего, ничего. В тебе только две пули сидят, в Артуре живо выковыряют.

Страдающий от ран Аксионенко смотрел на измученные лица товарищей и завидовал им: все же они держались на ногах, тогда как он вот-вот упадет и уже больше не встанет.

Он передвинулся ближе к лестнице, откуда обычно тянуло свежим воздухом, и в изнеможении прижался к ее ступенькам. И время вдруг для него застыло, словно перековалось в металл, на котором он лежал. Минуты текли медленно, томительно, бесконечно. Но с палубы, вместо свежего воздуха, несло теперь тем же запахом, который стоял в кают-компании: знакомым запахом крови и смерти.

Максименко к тому, что нет патронов и горит палуба, отнесся спокойно. В эти минуты его мысль работала с отчетливой ясностью, отыскивая пути к спасению. Он не привык теряться ни в какой обстановке, жизнь приучила ко всему. Он был потомственный тульский оружейник и с малых лет привык к оружию. Его отец, оружейный мастер-кустарь, приносил на дом получаемые от владельцев маленьких заводиков оружейные детали и части, и вся семья была занята сборкой из них дешевых охотничьих берданок и револьверов «бульдогов», обладать которыми являлось мечтой каждого мальчишки в России. Семья была большая: со вдовыми и незамужними тетками и сестрами, с двоюродными холостыми и женатыми братьями. Работали в одной общей комнате. Дружно стучали молотки, визжали ножовки, скрипели напильники. Иногда тетка и сестры заводили песню, и отец подтягивал им сиплым баском. А иногда сам отец напевал что-нибудь духовное. Когда кончал, ему шутливо хлопали в ладоши, как в театре, а он добродушно посмеивался. Атмосфера товарищества и родственной душевной теплоты была в этой комнате. Зримо ощущаемы оказывались здесь узы кровного родства, скрепленного общими интересами и работой. Глядя сейчас на людей, находившихся в кают-компании, Максименко, если не думал, то чувствовал, что и здесь была общая мастерская, где весь экипаж «Стерегущего» творил нужное России дело, где крепость своего духа и одинаковое понимание долга они перековывали в величие родины.

Иванов, видя сумрачные и озабоченные лица матросов, снова прильнул к иллюминатору. Сначала он ничего не мог рассмотреть в сверкающей дали, слепившей ему глаза.

Когда попривык к солнцу, ему показалось, что со стороны Порт-Артура появились дымы.

«Дым. Серый… У японцев — черный… Наши плывут, — быстро подвел он итоги виденному. — Дым тянет к Ляотешаню, плывут от берега, а не к берегу», — подыскивал он подкрепление своим сокровенным мыслям, и по мере того как убеждался, что норд относил растрепанный дым к Ляотешаню, губы его раздвигались в радостной улыбке.

Скоро в каюте послышался его негромкий, сдержанный, как бы успокаивающий товарищей голос:

— Сдается, Макаров вышел из Артура. Дымит кто-то здорово.

И хотя после этого сообщения патронов в подсумках не прибавилось и количество мелькавших на палубе японских теней не уменьшилось, еще более окреп у матросов боевой дух.

Не изменила и Максименко его выдержка. Оглядывая каюту, заметил он в углу ружейную стойку. А когда отдернул скрывавшую ее занавеску, увидел личное оружие офицеров — четыре винчестера и четыре пачки патронов.

— Не одолеть нас японцу! — торжественно закричал он. — Братцы, держись до Макарова. Вот они, патроны!

Его голос потонул в матросском «ура». В том, что судьба неожиданно послала им четыреста патронов, все увидели предвестие победы.

— Пускай теперь они сунутся! — грозно потряс Батманов своей трехлинейкой. — На выручку идет Макаров! Может быть, со всем флотом!

Батманову и Иванову оставили трехлинейки. Максименко, Аксионенко, Черемухин и Харламов взяли винчестеры. Максименко первым зарядил свой, показал другим, как надо заряжать. Взволнованный, со сбившимися усами, он был весел и возбужден. Хлопая ладонью по стволу винчестера, он радостно говорил:

— Вот он, коханый мой, попался. Ну, держись теперь, вражья сила! Наделаем мы с тобой делов, чертям жутко станет.

Глава 17 «НОВИК» ИДЕТ НА ПОМОЩЬ

Заснуть в ночь на 26 февраля адмиралу Макарову не удалось. Мозг будоражили впечатления последних двух дней, требовавшие немедленного решения и выводов на будущее. Впечатления были довольно противоречивы. Экипажи рвались в бой, хотя первые неудачи эскадры вызвали у матросов недоверие к некоторым офицерам, у многих же офицеров нетрудно было заметить чувство растерянности.