Стерегущий - [82]

На приближающихся японцев Тонкий смотрел сторожко, прицеливающимся взглядом, и в его глазах загорался мрачный огонь окончательного решения.

Ливицкого он нашел у правого крыла мостика.

— Ну, старший минер, — сказал Тонкий, — офицеров всех поубивало, а япошки, видишь, плывут… Взберутся к нам с носа и кормы — и пропал «Стерегущий».

Подняв глаза, старший минер увидел, что Тонкий дрожит от усталости и контузий мелкой, непрекращающейся дрожью. Сердито буркнул:

— Что ты от меня хочешь?

— Насчет командования будем решать, минер. «Стерегущего» спасать надо, — ответил Тонкий. — Сделаем с тобой так: ребят, которые живы, с целыми руками, подберем и ударим по япошатам с обоих бортов. Я буду щитить палубу от кормы, а ты с носа. Отобьем врага, сбросим в море, можно будет и о машине подумать. Авось как-никак и налажу.

Минный машинист отошел.

На палубе в этот момент кое-где занимались, а кое-где и горели выброшенные взрывами куски угля, и ярко пылали обрывки машинной обтирки, пропитанной маслом.

Пожар заливался водой из ведер, которыми орудовал настолько задымленный матрос, что лица его Ливицкий признать не мог. Матрос работал с трудом: воды не хватало, огонь разгорался сильнее и сильнее.

Вдруг на тушение пожара самоотверженно поднялись, поддерживая друг друга, тяжело раненные Зацепилин и Повалихин. С трудом наклоняясь, они растаскивали голыми руками полыхавшее пламя и сбрасывали его в воду.

— Ай, молодцы, вот молодцы! — восхитился Ливицкий. — И дерутся весело, и на смерть идут бойко.

Неожиданно Повалихин упал лицом прямо в огонь. Зацепилин нагнулся к товарищу, пытаясь поднять, но силы изменили ему и он свалился рядом.

— Держись, братцы! Держись, пензяки! — закричал Ливицкий, бросаясь на помощь.

Он не добежал до них. Опять что-то рухнуло и упало ему на голову. Силу удара Ливицкий ощутил чуть позднее, когда заныла рваная рана на лбу, около виска, у которого бешено, оглушительными толчками билась кровь. И стоило лишь минеру схватиться за висок, как кровь немедленно побежала вниз, к подбородку, слепя и обессиливая. Он стирал ее с лица, ужасаясь обилию и тягостно думая, зачем людям война, для чего они на войне дерутся: только ли для того, чтобы друг другу кровь пускать, или для чего большего?..

Ответа он себе не дал: сознание покинуло его раньше, чем он успел собрать свои мысли.

Глава 15 ЛИЦОМ К ЛИЦУ

Плывя к «Стерегущему» на шлюпке, Кабаяси Ону с улыбкой сказал своему соседу, морскому пехотинцу:

— Сегодня я накормлю русских постным обедом. Они будут довольны.

Но тут же он досадливо вспомнил, что сказанное не его собственные слова. Их произнес янки-борец в конюшне порт-артурского цирка перед своей борьбой с неизвестным русским мичманом. Глупо вел себя тогда янки. Если не хватило сил против русского, можно было дать ему подножку, незаметную, с подрезом, как в джиу-джитсу.

Суеверно поморщившись оттого, что так неудачно вспомнил американца, потерпевшего от русского поражение, Кабаяси Ону успокаивался по мере приближения к русскому миноносцу. Не корабль, а исковерканное железо, пригодное, разве лишь для того, чтобы его сфотографировать газетному корреспонденту.

Тем не менее со «Стерегущего» шлюпку с Кабаяси Ону встретили ружейными выстрелами. Трое морских пехотинцев на шлюпке были убиты; унтер-офицер ранен.

Показывая образец ловкости, Кабаяси Ону по багру, зацепленному за поручни, влез на «Стерегущий» прежде всех. Он сразу же бросился к фок-мачте и стал перебирать руками спускавшиеся с нее концы. Он тянул их то вверх, то вниз, но флаг не спускался. Задрав голову, он увидел, что флаг прибит гвоздями. Но разве Кабаяси Ону не поклялся, что снимет его?

Привычно ловкими змеиными движениями, которыми он так недавно восхищал в цирке Боровского порт-артурскую публику, японец полез на мачту.

Но не было на мачте ни сочленений, как на бамбуке, ни упоров, на которые можно было опереться. Ноги скользили, срывались. Кабаяси Ону полез к флагу «Стерегущего» медленно, как паук, проверяющий щупальцами незнакомую и от этого страшную поверхность.

За карабкавшимся к флагу японцем уже давно следили тревожные глаза Игнатия Игнатова и Ворожцова.

— Подожди, я срежу его! — гневно схватился за винтовку Игнатов. — Храбрый, сволочь. Наперед всех залез.

— Ты-ы? — пренебрежительно протянул Ворожцов. — Отставить! По уставу за флаги сигнальщики отвечают.

Смерив глазами расстояние между собою и Кабаяси Ону, Ворожцов вихрем бросился к японцу:

— Ты что же, гад, делаешь!

Бросив винтовку и высоко подскочив, Ворожцов ухватил японца за ногу и принялся стаскивать его. Кабаяси Ону свалился с мачты и сейчас же упруго вскочил. С уверенной точностью, которой его тщательно и настойчиво обучали мастера джиу-джитсу, он пригнулся, готовясь к прыжку, и увертливо достал нож.

Потом, выпрямившись, как взметывается кверху внезапно потревоженная змея, Кабаяси Ону сделал неожиданный прыжок и всей своей тяжестью упал на Ворожцова. Сигнальщик пошатнулся, но устоял. Ударом кулака он отбросил нож японца, направленный ему в грудь, и зажал врага между локтями. Не выпуская его из железных тисков, он подошел вместе с ним к борту и со страшною силою швырнул в море. В тот же миг тяжелый удар обрушился ему на голову, и сразу же все завертелось, окуталось тьмой. Видать, пришла «Стерегущему» смертельная опасность, надо было сигналить аврал. Он быстро схватился за дудку и почувствовал, как падает куда-то вниз, чему не видно ни дна, ни края.