Степные рыцари - [5]

— Дал бы господь. Тебе, Гурейка, все едино под дорогу, завези-ка ты меня в кабак… Хочу с радости глотнуть хмельного, чтоб душа моя взыгралась…

— Ладно, — сказал паренек. — Садись в каюк, подвезу.

В МОНАСТЫРСКОМ

Шли дни. Жаркое солнце сушило дороги. Весенний воздух наполнялся дурманящими запахами расцветающих придонских лугов, по которым дивными огоньками вспыхивали тюльпаны.

Со всего Дикого поля к Монастырскому городку стекались пешие и конные казаки. Немало их прибывало с верховья Дона и на стругах.

Монастырский городок обосновался на границе с Турцией, в семи верстах от Черкасска вниз по Дону. Городок этот ничем особенным не отличался от других казачьих городков. В те суровые времена на Диком поле добротных больших домов не строили, ибо каждый час можно было ждать нападения кочевников, турок, крымчаков. Все равно все сожгут, а поэтому казаки рыли себе неприхотливые землянки в них и жили.

Вдоль улицы Монастырского, как сурочьи холмы, торчали казачьи землянки, окружая в центре городка большую бревенчатую рубленую становую избу и часовню.

В становой избе станичный атаман свершал административные обязанности, а в часовне беглый поп справлял церковную службу.

Городок обнесен крепкими надолбами из бревен и камня. В час опасности население городка вмиг высыпало на вал и отбивало нападение врагов.

Мимо городка величаво нес свои воды тихий Дон, а вправо от него пласталась равнина. Вот на этой-то равнине исстари и повелось: как только она просыхала от полой воды, собирались казаки со всего Дикого поля вершить свои казачьи дела на Войсковом кругу.

А после дел здесь же, на лугу, проводились игрища, соревнования между казаками, кто лучше стреляет из ружья и лука, кто ловчее рубит лозу, джигитует на добром коне. Отличившимся выдавались награды, подарки.

Еще в феврале, когда по Дикому полю бушевали лютые метели, атаман Татаринов разослал с оказией письма по городам и станицам, прося атаманов оповестить казаков о том, что весной этого года под Монастырским предстоит «зело важный разговор на высоком кругу».

Письма эти вызвали большое оживление на Диком поле. О них много толковали казаки, вечерами собираясь в становых избах.

Все они понимали, о чем это будет «зело важный разговор»— о штурме турецкой крепости Азова. Уже давно об этом поговаривают казаки.

С давних времен завязалась вражда между ними и азовцами. Между казаками и турками споры часто переходили в кровавые стычки и даже сражения. Слухи об этом доходили до царя московского Михаила Федоровича и султана турецкого.

По этому поводу между царем и султаном велась оживленная дипломатическая переписка. И московский царь и турецкий султан хотели во что бы то ни стало как-то уладить это дело. Ссора между Россией и Турцией в то время была не выгодна ни той, ни другой стороне.

Царь Михаил Федорович не раз в своих письмах на Дон увещевал казаков, просил их жить в мире с азовцами, но ничто не помогало. В своих ответах царю казаки отписывали ему, что подчинятся его воле и постараются жить с турками мирно, но мира с азовцами не было.

Когда турецкий посол Тома Кантакузен собрался ехать в Россию, Султанский сановник капитан Госсман-паша сказал ему:

— Мы во что бы то ни стало должны избежать ссоры с русским царем. Ты должен это твердо уяснить… У тебя ум хитрый, изворотливый…

— Я это, милостивый паша, отлично понимаю. Все, что в моих силах, сделаю. Я постараюсь укрепить дружбу султана с московским царем, но вот эти казаки… Они стремятся посеять ссору между нами и Россией…

— Ах, эти казаки! — словно от зубной боли, сморщился Госсман-паша. — Слушай, грек, может быть, ты договоришься с русским царем о том, чтоб нам совместно с Россией истребить всех казаков на Дону?

— Это невозможно сделать.

— Почему? — удивился паша.

— Дикое поле велико. Казаки разбегутся… А потом еще пуще будут мстить нам на радость нашим недругам.

Госсман-паша задумался.

— Это верно, — сказал он. — Ох, эти мне казаки!.. Надо что-то придумать. Я поговорю с его величеством султаном. Может, он разрешит переселить казаков с Дона в Анатолию. Пусть бы они жили там своими обычаями и порядками и добывали бы себе необходимое для жизни у наших врагов.

— Нет, ваше превосходительство, — покачал головой грек. — Казаки никогда не покинут свою родную землю… Знаю я.

* * *

У Монастырского городка, на лугу, собралось в эту весну более трех тысяч казаков. Шум, гул, гогот, веселый говор. Настоящая ярмарка. Предприимчивые торгаши на скорую руку расставили лотки, палатки, пооткрывали харчевни, кабаки. Смрадный чад от жареного мяса бьет в нос. У коновязей ржут добрые кони, отмахиваясь хвостами от липнущих к потным брюхам зеленых мух.

Толпы казаков бродят от кабака к харчевне, от харчевни к кабаку, пробуют хмельные меды, фряжские вина.

Народ здесь собрался самый разношерстный. Среди русобородых с добродушными, открытыми славянскими лицами гультяев, русских крестьян, здесь можно увидеть и скуластого калмыка, и горбоносого черкеса, и приземистого татарина, и смуглолицего грека, и юркого еврея, и многих других представителей разных народностей.

Товарищество казацкое было самое демократическое. Никому отказа не было, кто пожелал вступить в него, к какой бы ты национальности ни принадлежал. Стоило лишь пожелавшему стать казаком, прийти на Войсковой казачий круг, перекреститься по-православному и сказать: