Степные рыцари - [19]

— Боярин Чириков прибыл, требует отца. Вот меня и снарядил войсковой дьяк за отцом.

— А атаман Ванька Каторжный не прибыл?

— Прибыл, дед. Царево жалованье привез.

— Любо! — обрадованно выкрикнул старик. — Ванька Каторжный царево жалованье привез! — крикнул он казакам, сидящим у костра.

Те мгновенно повскакивали, оживленно заговорили, окружили Гурейку:

— Привез, стало быть, а?

Гурейка все обстоятельно рассказал им, потом дядя Ивашка отвел его к отцу.

При свете шандал отец с ближайшими своими помощниками обсуждал в деталях план штурма крепости.

— Когда черкасы пойдут на приступ с этой стороны, — горячо говорил он, — то тут нажмут… Кто это? — спросил он, заметив, что кто-то вошел в шатер.

— Я, батя.

— Ты, Гурьяшка? — изумился отец. — За каким лядом? Я ж тебе не велел сюда появляться.

— Войсковой дьяк послал с отпиской.

— Что он, не нашел другого кого послать? Что там нового? Прибыл дворянин Чириков?

— Прибыл.

— А атаман Каторжный?

— Тоже с ним прибыл. Царево жалованье привез.

Атаман Татаринов в грамоте не разбирался. Это было его больное место, хотелось ему слыть за грамотея. И он всегда делал вид, что грамота для него дело пустое.

Вот и сейчас, получив отписку от войскового дьяка, ему не терпелось узнать, о чем ему пишет он, но при посторонних лицах он не мог выказать свою неграмотность. Вертя пакет в руках, он сказал:

— Ну ладно, атаманы-молодцы, давайте поотдохнем. Идите зараз вечерять… Самая пора. А я с сыном погутарю.

Когда все вышли из шатра, атаман поправил в шандалах потрескивавшие свечи.

— Ну-ка прочти, Гурьяшка, что пишет войсковой дьяк.

Вскрыв пакет, мальчик прочел письмо. В нем ничего не было нового. Все, о чем писал дьяк атаману, Гурейке было известно лучше, и он обо всем более подробно рассказал отцу.

— Стало быть, дюже ругался боярин Чириков? — спросил атаман у сына.

— Дюже, батя.

— Грозился?

— Грозился.

— Ну и дьявол с ним. Не боюсь я ни его, ни царя.

Гурейка даже испугался таких слов. Как это — не бояться царя? Его все боятся.

Михаил Татаринов долго смотрел на свечу, как она то затухала, то с новой силой, потрескивая, вспыхивала, освещая сосредоточенное, багровое лицо атамана.

— Знаешь что, Гурейка, я надумал? — очнувшись от задумчивости, ласково притянул к себе сына атаман.

— Нет, батя.

— Оставайся-ка ты, видно, со мной тут. Ты грамотей, человек свой, всегда мне надобен будешь. Не надобно будет к писарю обращаться… А то ж они ломаются, дьяволы…

В глазах мальчишки вспыхнула радость.

— О батя! — воскликнул восторженно Гурейка. — Спасет тебя Христос!

— Да ты чему обрадовался-то? Что, думаешь, тут мед?..

ОСАДА

Подкоп немца Иоганна оказался неудачным. Он повел его в сторону от крепости. Сам же немец и обнаружил свою неудачу.

— Ну ничего, пусть роет другой подкоп, — добродушно сказал Татаринов. — Подождем. Нам не к спеху… Всегда ведь первый блин бывает комом.

Но, говоря это, атаман кривил душой. Штурмовать крепость надо было уже давно. Положение складывалось не в пользу казаков. С Кубани к Азову стягивались многочисленные татарские наездники. Они завязывали с казаками ежедневные перестрелки. До рукопашных схваток дело еще не доходило, но они могли начаться каждое мгновение. Высланный Татариновым на Кубань отряд казаков никакой помощи не принес: он где-то затерялся в степи и не подавал о себе никаких сведений.

Осада крепости не давала никаких результатов. Толпясь на крепостных стенах, янычары дразнили казаков.

— Эй, рус, — кричал один по-русски, — у тебя башка дурак! Подходи поближе, я тебе просверлю ее картечью, чтоб дурь вышла.

— Эй, казаки! — кричал другой. — Пооколеете у стен Азова, а не увидите его, как собственных ушей.

Казаки нервничали, плевались:

— Тьфу, нечистые духи, басурмане!.. Догрозитесь вы, что мы вам глаза повыколем и языки поотрежем.

— Пойди-ка отрежь! — кричал янычар. — Спробуй.

— Чего мы зря стоим? — орали возмущенные казаки. — На кого глядим? Раз наш походный атаман не ведет на приступ, так мы сами пойдем.

— Пойдём! — подхватывая, вопили недовольные. — Чего зря стоим?

Все чаще и чаще стали роптать казаки.

А тут в довершение ко всему стало не хватать продуктов. Непривычные к лишениям, запорожцы взбунтовались:

— Чего мы стоим?

— Якого биса дожидаемся?

— Пидемо, братови, к персидскому хану. Вин нас гарно приме.

— Гей, пидемо!

— Пидемо!

С грустью прислушивался Татаринов к этим крикам. Что он мог поделать? И в самом деле, в любую минуту можно ждать открытого бунта. Самое страшное — это если запорожцы снимут осаду и уйдут в Персию. Это хуже смерти. Одни донцы не осилят взять крепость. Да если уйдут запорожцы, едва ли останутся у стен азовских одни донские казаки.

И вот однажды ослушники, горячие головушки, увлекли за собой на штурм крепости некоторых нетерпеливых казаков.

С печалью смотрел Татаринов с кургана, как бурливой волной окатили казаки крепостные стены. Под яростным ружейным и пушечным огнем врага они перебрались через ров, подставляя лестницы, карабкались на стены. Но защитники легко отбились от штурмующих. Отступили казаки в тот раз, оставив у стен крепости много трупов своих товарищей.

Неудачи следовали за неудачами.

Из Черкасска прибыл Чириков, стал требовать немедленного освобождения турецкого посла, грозя царским гневом.