Степные разбойники - [34]

— Апачи — трусливые лисицы, — ответил он. — Надо узнать, чего они хотят.

— А ваше мнение каково? — спросил охотник Курумиллу.

— Брат мой разумен, — ответил тот, — надо выслушать предложения апачей.

— Так как вы все этого желаете, то и я согласен, но помяните мое слово: или я сильно ошибаюсь, или ничего хорошего не выйдет из этого свидания.

— Очень может быть, — заметил Шоу.

— Нет, я с вами не согласен, — сказал дон Пабло.

— Но Кутонепи не должен принимать их здесь, — сказал Курумилла. — Апачи очень хитры; язык у них раздвоенный, как жало змеи, а глаза их — глаза тигра.

— Это справедливо, — сказал Валентин, — надо пойти узнать, чего они хотят.

С этими словами он встал, сделал знак Курумилле и, убедившись предварительно, что оружие его в исправности, пошел к берегу реки.

Индейцы тем временем продолжали размахивать шкурами.

Валентин приложил руку ко рту в виде рупора и закричал:

— Чего хотят апачи-бизоны?

— Вожди желают говорить с бледнолицыми, но не могут слышать их на таком большом расстоянии. Обещают ли бледнолицые даровать жизнь воинам, если те придут к ним?

— Приходите, — ответил Валентин, — но только вдвоем.

— Хорошо, — сказал вождь, — придут двое.

Немного посоветовавшись друг с другом, индейцы отвязали легкий плот, незамеченный ранее охотниками, и двое воинов поплыли на нем к острову. Белые ждали их, опершись на свои ружья.

Наконец плот пристал к берегу, индейцы высадились и по всем правилам этикета, предписанным законом прерии, стали подходить к охотникам.

Те, увидав, что у индейцев не было с собою оружия, тотчас же передали свои ружья дону Пабло, и тот бросил их на землю позади себя.

— Отлично, — пробормотал Черный Кот, — брат мой поступил честно, я этого ожидал.

— Гм! К делу, вождь, — сказал Валентин резко. — Лесть в сторону!

— Мой бледнолицый брат не любит терять попусту времени, — сказал индеец, — он человек умный, я пришел сделать ему предложение от имени главных вождей племени.

— Какие же это предложения? Посмотрим: если они достойны, то, несмотря на то, что мы не находимся в безвыходном положении, мы их примем, чтобы избежать напрасного кровопролития.

— В настоящую минуту на том берегу реки собрано войско в двести человек, завтра их будет пятьсот. Поэтому, так как у бледнолицых нет лодок и они не выдры, которые могут плыть под водой, и не птицы, которые могут подняться в воздух…

— Дальше! — перебил его Валентин нетерпеливо.

— Что будут есть мои братья, когда иссякнет их ничтожный запас пищи? Чем станут братья мои защищаться, когда весь порох у них выйдет?

Мне кажется, это вас не касается, вождь, — ответил охотник с плохо скрытым нетерпением. — Вероятно, вы пришли сюда не для того, чтобы рассказывать нам эти басни. К делу, пожалуйста.

— Я хотел только показать моему брату, как хорошо мы осведомлены о том, что бледнолицые лишены каких бы то ни было средств к спасению, а также и к бегству. А потому, если братья мои пожелают, они могут совершенно беспрепятственно возвратиться к своим.

— А-а! Каким же это способом, желал бы я знать, вождь?

— Немедленно отдав нам в руки людей, находящихся в эту минуту вместе с вами.

— Вот что! И кто же такие эти люди?

— Белая Лилия и сашем корасов.

— Послушайте, вождь, если вы потрудились прийти сюда, чтобы сделать нам только это предложение, то вы напрасно покинули своих, — с насмешкой сказал Валентин.

— Брат мой подумает об этом, — сказал апач невозмутимо.

— Я никогда не думаю, если речь идет о том, чтобы сделать низость, — ответил Валентин. — Мы давно знаем друг друга, многие из ваших воинов были отправлены мною в счастливые поля, я часто сражался против вас, но никогда ни вы, ни ваши братья не имели случая упрекнуть меня в поступке, недостойном честного охотника.

— Это правда, — ответил один из вождей, поклонившись Валентину, — брат мой любим и уважаем всеми апачами.

— Благодарю. Теперь выслушайте меня: молодая девушка, которую вы зовете Белой Лилией и которую вы сделали пленницей, совершенно свободна по закону. Вы это сами знаете и поэтому вы не имеете ни малейшего основания требовать ее от меня.

— Многие из наших братьев, великих воинов, отправились в счастливые поля раньше, чем Владыке Жизни угодно было призвать их. Кровь их требует отмщения.

— Меня это не касается. Они были убиты в сражении, как храбрецы. Таковы законы войны.

— Брат мой хорошо сказал, — продолжал Черный Кот. — Белая Лилия свободна, пусть она остается с воинами своего племени, я согласен на это, но брат мой не может отказать мне в выдаче индейца, который прячется в его лагере.

— Этот индеец — мой друг, — ответил охотник с благородством, — он не пленник мой, чтобы я мог выдать его вам! Я не имею права заставить его покинуть меня. Если он предпочитает остаться со мной, вождь знает, что гостеприимство — священный долг в прерии. Если же Моокапек желает возвратиться к своем братьям, он свободен. Но какая польза апачам от того, что человек этот будет в их власти?

— Он предал свое племя, он должен быть наказан.

— И вы воображаете, вождь, что такой ничтожный предлог заставит меня мгновенно подавить в себе всякое чувство признательности и выдать вам человека, которого я люблю, преданность которого мне известна; наконец, человека, которого вы заставите умереть под страшными пытками. Полноте, вы с ума сошли, вождь, клянусь честью!