Степень вины - [25]

— Мне очень жаль, сенатор, но я не могу заявить, — говорила Мария с экрана, — что делаю это с радостью. В ночь на двадцать седьмое августа произошли самые ужасные события моей жизни, перевернувшие мои представления о многом, и теперь мое самое страстное желание — забыть их.

Мария сделала паузу. В тишине камера панорамировала зал. И вот Мария уже видна крохотной фигуркой как бы в пещере со стенами, обшитыми дубовыми панелями, и с канделябрами замысловатой формы; перед ней сидят в ряд тринадцать сенаторов, окруженных своими помощниками, за ней, в зале, теснятся репортеры и фотографы.

Когда камера снова захватила ее в объектив, Мария расправила плечи, совсем как накануне ночью.

— Тем не менее, — спокойно закончила она, — я расскажу все, что знаю.

И на целый час приковала к себе внимание страны.

Находясь в одиночестве в комнате свидетелей, Пэйджит замер перед телеэкраном, как и миллионы других людей по всей стране. О чем будет говорить Мария, он не знал, знал лишь, что потом сразу наступит его очередь давать показания.

События, о которых она поведала, были достаточно драматичны: гибель свидетеля, попытка убить Пэйджита, то, что происходило ночью, когда Мария и Пэйджит застали Джека Вудса, председателя их комиссии, в момент, когда он пытался уничтожить документы-улики, которые Пэйджит убрал в свой стол.

Но Пэйджит видел, что и сама Мария не может не приковать внимания: неослабевающий интерес к тому, что она рассказывала, сопровождался подлинным изумлением от того, как она это говорила. Печаль и радость, устремленность к высоким идеалам и ранимость самолюбия, страх и решимость, фатализм, наконец, — все это звучало в ее голосе, все отражалось на ее лице. Она многое потеряла и многому научилась, теперь она заговорила, и, видимо, пришло ее время сказать правду.

Глядя на нее, вначале он просто удивлялся, потом не мог не восхищаться. И думал о том, что никогда по-настоящему не знал ее.

Когда она закончила и поднялась из-за стола свидетелей, Пэйджит услышал, что за его спиной открылась дверь.

Это был помощник Толмеджа, очкарик, едва ли старше Пэйджита.

— Вы следующий, — напомнил он.

Странно, но это оказалось неожиданностью для Пэйджита. Следуя за помощником в зал заседаний, он все еще был погружен в то, что увидел и услышал.

Мария шла ему навстречу, преследуемая репортерами, которые надеялись подхватить какую-нибудь оброненную ею фразу, чтобы тут же процитировать ее в репортаже. Поравнявшись с ним, она остановилась.

Окруженные репортерами, они стояли лицом к лицу, в двух дюймах друг от друга.

— Смотрел меня? — спросила она.

— Да, — просто сказал Пэйджит. — Я смотрел тебя.

Теперь сын видел тот момент их встречи.

Камера была на расстоянии, и губы их — вначале ее, потом его — шевелились беззвучно. Лицо к лицу, запечатленная интимность.

— До самой гибели Марка Ренсома, — говорил комментатор, — имена Кристофера Пэйджита и Марии Карелли не упоминались вместе более пятнадцати лет.

И без всякого перехода их снова показали крупным планом у Дворца правосудия. Пэйджит снова почувствовал озноб, как в ночном кошмаре, видя лица, орущие из полутьмы.

Усатый репортер ткнул ей в лицо микрофон, и Мария опять отпрянула. Ее волосы коснулись щеки Пэйджита.

— Вы представляете интересы мисс Карелли? — спросил репортер.

— Я лишь помогаю мисс Карелли. Адвокат ей не нужен.

— Значит, у вас с мисс Карелли личные отношения?

Глядя на экран, Пэйджит краем глаза видел, как окаменел Карло; он чувствовал, что жизнь, которую мальчик нарисовал в своем воображении для них двоих, развеялась как туман. А на экране он спокойно отвечал:

— Да, мы друзья.

И поднял руку, призывая толпу к вниманию:

— У меня совсем краткое заявление. Единственное, о чем просит мисс Карелли: вначале выслушайте, а потом пусть идет, без помех с вашей стороны, долгий и медленный процесс исцеления — полагаю, каждый отнесется к этому с пониманием.

Пэйджит собирался с мыслями, подыскивал подходящие слова.

— Сегодня днем, примерно в двенадцать, — начал он, — в номере отеля «Флуд» Марк Ренсом пытался изнасиловать Марию Карелли. — Гул голосов, резкие фотовспышки, отдельные выкрики. Не обращая ни на что внимания, Пэйджит продолжал: — Это было под предлогом деловой встречи, как нередко делается. Это было неожиданно, как это часто бывает. И к этому не было ни малейшего повода, как это случается всегда. — Пэйджит сделал паузу. Теперь они притихли, ждали, что он скажет еще. — Была борьба. Пистолет выстрелил. В результате величайшее несчастье: попытка изнасилования закончилась трагедией и для насильника, и для жертвы.

Мария опустила голову, потом снова стала смотреть в камеру.

— Смерть Марка Ренсома — это трагедия. Мария Карелли не хотела смерти этого талантливого, но с садистскими наклонностями человека, однако не могла допустить, чтобы он надругался над ней. И ее трагедия в том, что отныне она обречена жить, помня о покушении на ее честь, помня об этой смерти. В том, что обвинение не будет предъявлено, я уверен. И на что я искренне надеюсь: те, кто не знает Марию Карелли лично, отнесутся к ней с не меньшим состраданием, чем ее друзья и знакомые.