Степан и муза - [3]
— Во-первых, не Абрам Хаим, а Омар Хайям. А во-вторых, он, ну, совершенно случайно, иранец, — терпеливо пояснил я.
— Какой, какой такой сранец? — насмешливо переспросил мой оппонент.
— Не сранец, а иранец, то есть перс. Ты что, на ухо туговат? — раздраженно бросил я.
— Перс!? — деланно удивился Степан. — Был у меня «перс» по кличке Барсик. Ох, и ленивая же тварюга! Мышей из принципа не ловил, пацифист хвостатый! Мог только всю ночь напролет на весь Тернополь жалобно мяукать, да по кошкам круглогодично бегать. А чтоб стихи сочинять!?.. Это только у Пушкина: «Пойдет направо — песнь заводит, налево — сказку говорит…»
Я почувствовал, что у меня начала кружиться голова, и поймал себя на мысли, что совершенно перестал понимать, когда Степан шутит, а когда говорит серьёзно.
— А на счет Катюхи ты со своим Хайямом можешь не сомневаться, — благодушно продолжил Степан. — Я с блаженством вспоминаю тот год, что прожил с нею. Прейдешь с работы усталый, хлюпнешься в кресло перед телевизором, откроешь бутылочку пива и смотришь футбол. А Катюха хлопочет на кухне и что-то щебечет. И всё щебечет, щебечет и щебечет. Ничего толком не слышу, а приятно. Живое общение с любимой облагораживает. Вот только денег на жизнь не хватало. Из-за них проклятых и пришлось расстаться с моей «звездочкой» и уехать в такую даль. А знаешь, Василий, воспоминания о доме, о любимой навеяли на меня вдохновение и я, вот, сочинил стихи. Хочешь послушать?
У меня, честно говоря, не было никакого желания обогатить себя бриллиантами поэтического творчества Степана. Но из вежливости я с энтузиазмом заявил, что с тех пор, как приехал в Португалию, только и мечтал услышать что-нибудь новенькое из сокровищниц мировой поэзии.
— Тебе смешочки, — обиженно пробурчал гигант. — А я уже месяц по ночам не сплю. Мучительно ищу подходящую рифму и красивые слова, достойные неземной красоты моей Катюхи.
— О-о-о-о-о! Да я вижу Екатерина — твоя Муза! — изумился я.
— Вообще-то, нет. Мы еще не расписаны. Но в будущем обязательно поженимся! — твердо пообещал Степан. И я понял, что для него муза — это всё равно, что муж, только женского рода.
— Ну, ладно, слушай! — милостиво позволил мне ознакомиться со своим творчеством Степан. Он неожиданно ловко вскочил на соседний стул, принял позу памятника Маяковскому в Москве и трубным замогильным голосом, от которого задребезжала посуда на столах, продекламировал:
Иерихонская труба показалась бы жалкой детской свистулькой по сравнению с могучим громоподобным гласом, всколыхнувшим вязкий воздух переполненной посетителями пиццерии. В нижнем зале что-то глухо и тяжелое упало на пол. За спиной Степана истерически завизжала девушка. Но не от восторга. Вскакивая на стул, поэт ненароком зацепил её кавалера за локоть и тот выплеснул полную чашку горячего кофе на белоснежный костюм своей возлюбленной. Парень вскочил на ноги, сжал кулаки и резко обернулся. По грозному выражению его лица я понял, что он не на шутку намерен вступиться за честь и достоинство дамы своего сердца. Но, увидев двухметрового громилу верхом на стуле, он как-то сразу сник, суетливо схватил салфетку и стал поспешно промакивать коричневые пятна на костюме своей зазнобы.
Повар был застигнут загробным гласом как раз в тот момент, когда в очередной раз подбросил корж вверх. Парень мгновенно съежился и сжался в комочек от нахлынувшей волны ужаса. А корж плашмя плюхнулся прямо на вершину его башнеподобного колпака.
По-видимому, повар принял мефистофельский бас Степана за предвестник приближающегося землетрясения.
— Ну и как? — спросил меня с вершины Парнаса обладатель бесценного поэтического дара.
— Я поэт, зовусь я Стёпа.
Всем привет от остолопа! — пробурчал я, растирая заложенные «громом» уши.
— Чего, чего? — поинтересовался из-за заоблачных высот лирик.
Но тут Парнас не выдержал гениальности поэта. Ножки стула резко разъехались в разные стороны. Степан рухнул на стол, сметая с него всю утварь, и кубарем скатился на пол. Я еле успел схватить в руки свой стакан и бутылку «Спрайта», спасая их от разрушительной стихии. Низвержение с Парнаса сопровождалось страшным грохотом и звоном бьющегося стекла. Общий бедлам усилило то, что официантка, имевшая неосторожность как раз проходить мимо, от неожиданности резко отпрянула в сторону и выронила на пол содержимое своего подноса, а именно: 4 порции пиццы и столько же стаканов и бутылок пива «Супербок». Грохот падающей посуды и битого стекла дополнил мелодичный перезвон падающих ножей и вилок. Одна порция пиццы, описав замысловатую траекторию и несколько раз перевернувшись в воздухе, упала точнехенько на макушку поэта и увенчала его растерянную физиономию. Степану, восседавшему на полу среди остатков трапезы и обломков посуды, ещё крупно повезло, что пицца угодила на его голову коржом вниз. Во времена Древней Греции победителям поэтических соревнований на голову возлагали лавровый венок, но, по-видимому, с тех пор обычаи сильно изменились.
Вдруг Степан дико взревел, резко сбросил «корону» с головы, прытко вскочил на ноги, схватил газету «Jogo» с соседнего стола и принялся махать ею над своей макушкой, при этом мелко пританцовывая. Этот пляс сопровождался отборными ругательствами и изощренными проклятиями. Все это чем-то напоминало танец шамана при изгнании злого духа из тела смертельно больного соплеменника. И тут меня осенило, что пицца была только-только извлечена из печи.
О чем шушукаются беженцы? Как в Сочи варят суп из воробья? Какое мороженое едят миллиардеры? Как это началось и когда закончится? В «Библии бедных» литература точна, как журналистика, а журналистика красива, как литература. «Новый завет» – репортажи из самых опасных и необычных мест. «Ветхий завет» – поэтичные рассказы про зубодробительную повседневность. «Апокрифы» – наша история, вывернутая наизнанку.Евгений Бабушкин – лауреат премии «Дебют» и премии Горчева, самый многообещающий рассказчик своего поколения – написал первую книгу.
Последние два романа Александра Лыскова – «Красный закат в конце июня» (2014 г.) и «Медленный фокстрот в сельском клубе» (2016 г.) – составили своеобразную дилогию. «Старое вино «Легенды Архары» завершает цикл.Вот что говорит автор о своей новой книге: «После долгого отсутствия приезжаешь в родной город и видишь – знакомым в нём осталось лишь название, как на пустой конфетной обёртке…Архангельск…Я жил в нём, когда говорилось кратко: Архара…Тот город навсегда ушёл в историю. И чем дальше погружался он в пучину лет, тем ярче становились мои воспоминания о нём…Бойкая Архара живёт в моём сердце.
Есть на свете такая Страна Хламов, или же, как ее чаще называют сами хламы – Хламия. Точнее, это даже никакая не страна, а всего лишь небольшое местечко, где теснятся одноэтажные деревянные и каменные домишки, окруженные со всех сторон Высоким квадратным забором. Тому, кто впервые попадает сюда, кажется, будто он оказался на дне глубокого сумрачного колодца, выбраться из которого невозможно, – настолько высок этот забор. Сами же хламы, родившиеся и выросшие здесь, к подобным сравнениям, разумеется, не прибегают…
В третьем томе четырехтомного собрания сочинений японского писателя Кобо Абэ представлены глубоко психологичный роман о трагедии человека в мире зла «Тайное свидание» (1977) и роман «Вошедшие в ковчег» (1984), в котором писатель в гротескной форме повествует о судьбах человечества, стоящего на пороге ядерной или экологической катастрофы.
Олег Николаевич Михайлов – русский писатель, литературовед. Родился в 1932 г. в Москве, окончил филологический факультет МГУ. Мастер художественно-документального жанра; автор книг «Суворов» (1973), «Державин» (1976), «Генерал Ермолов» (1983), «Забытый император» (1996) и др. В центре его внимания – русская литература первой трети XX в., современная проза. Книги: «Иван Алексеевич Бунин» (1967), «Герой жизни – герой литературы» (1969), «Юрий Бондарев» (1976), «Литература русского зарубежья» (1995) и др. Доктор филологических наук.В данном томе представлен исторический роман «Кутузов», в котором повествуется о жизни и деятельности одного из величайших русских полководцев, светлейшего князя Михаила Илларионовича Кутузова, фельдмаршала, героя Отечественной войны 1812 г., чья жизнь стала образцом служения Отечеству.В первый том вошли книга первая, а также первая и вторая (гл.
Книга «Ватиканские народные сказки» является попыткой продолжения литературной традиции Эдварда Лира, Льюиса Кэрролла, Даниила Хармса. Сказки – всецело плод фантазии автора.Шутка – это тот основной инструмент, с помощью которого автор обрабатывает свой материал. Действие происходит в условном «хронотопе» сказки, или, иначе говоря, нигде и никогда. Обширная Ватиканская держава призрачна: у неё есть центр (Ватикан) и сплошная периферия, будь то глухой лес, бескрайние прерии, неприступные горы – не важно, – где и разворачивается сюжет очередной сказки, куда отправляются совершать свои подвиги ватиканские герои, и откуда приходят герои антиватиканские.