Стены - [26]

— Что за приколы? — быть раздраженной у меня так и не получилось; мне уже, с порога, хотелось обнять ее и утешить. — Почему на звонки не отвечаем?

— Я спала, Эль, — она произнесла эти слова таким тоном, словно раскаивалась. — Заходи.

— Ты спала целый день?

— Практически да.

— Алиса, я переживаю за тебя, — сказала я, проходя в гостиную ее квартиры.

— Да все нормально, чего ты? — усталым голосом ответила она, и прилегла на диван, стараясь не встречаться со мной взглядами.

— Где же нормально? — я села на пол напротив нее. — Ты же ревела.

— Ревела, — равнодушно ответила она.

Да и вся она, в целом, выражала какое-то зловещее равнодушие. Вот правда, смотрела на нее в тот момент, и по лицу ее читала: да хоть потоп. Взяла ее за руку, она в ответ слегка шевельнула пальцами.

— Алиса, девочка ты моя золотая, — ничего другого я не придумала.

— Больно, Эль, — ответила она, прикрыв глаза свободной рукой. — Больно.

Секунд тридцать мы молчали. Я знала, что ей больно, и знала, что мои слова вряд ли ей помогут.

— Знаешь, чего мне иногда хочется? — заговорила она. — Выдуманной боли, несуществующей. Вот так, посмотришь иногда на некоторых людей, и прямо зависть берет — такая у них боль красивая. Выдуманная боль, прямо литературно расписанная, просто смотришь на эту боль, и оторваться не можешь. Хочу себе такую боль. С ней комфортно. Чувствуешь, что душа подсыхает, что свежести просит — так вот же оно — мое страдание. Сейчас, сейчас, сядем, погрустим, выпьем немного, и сразу так хорошо станет. Самое классное, что прогрессировать можно, плацдарм для фантазии просто огромный — додумывай и додумывай. Страдания, по сути, и нет, оно искусственное, создано от скуки, значит и накидывать на него можно все дальше и дальше. А может, не от скуки, может костюм такой. И, черт возьми, мода ведь на эти костюмы не проходит не в одни времена, не в одном обществе. Одним нравится играть в психологов, другим выглядеть несчастными жертвами страданий, в которых они как рыба в воде. Ведь встречала и ты таких людей — они же повсюду, в своих костюмах. И зачастую, такой интерес вызывают, так интересно послушать их душещипательную историю, разделить с ними печаль, так это мило. Да, Эль, выдуманная боль — это прекрасно. Ничего общего с настоящей болью, ничего. С уродливой и черной настоящей болью. Такую не любят, от такой отворачиваются. Люди, живущие с реальной болью — это раковая опухоль в организме правильного общества. Отверженные. Я так устала. Просто устала. Я так хочу себе костюм из искусственной боли.

У меня слезы текли по щекам, но я не хотела, чтобы Алиса их видела, ей бы они не помогли. Я поцеловала ее руку и отошла к окну.

— Пойдем в «Туман» сходим, а? Алиса, нужно немножко расслабиться, нужно посмотреть на выдуманную боль, нужно позавидовать. Зависть — тоже чувство, а чувствовать необходимо, сама знаешь.

— Знаю, — она усмехнулась. — Не хочу в «Туман». У меня пиво есть, будешь? Давай лучше дома посидим.

— Давай так.

Она сползла с дивана и вышла на кухню.

Алиса жила на четвертом этаже, окна ее квартиры выходили в небольшой сквер на другой стороне улицы. Помню, я бесцельным взором окинула площадь сквера, и задержала взгляд на парне, который сидел на одной из лавок, обхватив голову руками и глядя себе под ноги. Но в следующую секунду он встал, и я узнала… Мика Флеминга. Мне даже показалось, что он взглянул в мою сторону, после чего быстрым шагом двинулся прочь из сквера.

— Смотри-ка, Мик Флеминг, — сказала я Алисе, принимая от нее бокал пива. Сказала совершенно равнодушно, потому что и не особо удивилась. Чему, собственно, было удивляться?

— Чипсы будешь? — Алиса словно не услышала мое замечание.

— Ага. Странный он какой-то. Симпатичный, но чересчур странный.

Мы выпили по два бокала пива, поболтали на отвлеченные темы, несколько раз Алиса даже засмеялась. Когда я уходила, мне показалось, что она немного развеялась, что мой визит пошел ей на пользу. Вообще, я редко ошибаюсь в ее эмоциях, но в тот раз, был именно такой случай — я ошиблась. Думаю, как только я переступила ее порог, и она закрыла за мной дверь, тоска накатила на нее с удвоенной силой, и она вновь плакала.

Был десятый час вечера, начинали сгущаться вечерние сумерки. Честное слово, когда я приняла решение зайти в «Туман», я совершенно не думала о Мике. К тому же, в последнее время, он там уже практически не появлялся. Однако же, когда я вошла в бар, Мик находился именно там, по привычке сидел за стойкой, перед ним стоял бокал пива.

— Привет, Мик, как дела? — поздоровалась я.

Он вскинул на меня удивленный взгляд, даже непонимающий, словно я вырвала его из глубокого раздумья. Секунды три он тупо смотрел мне в лицо, затем покачал головой и отвел глаза.

— Привет, — равнодушно сказал он. — Нормально, а ты как?

— Да тоже ничего. Можно кофе выпью рядом с тобой?

— Да, пожалуйста, — ответил он, продолжая избегать моего взгляда.

Я попросила у бармена кофе. Мне быстро стало ясно, что Мик не настроен на беседу, более того, я почувствовала, что мое присутствие для него некстати. По бесцельно скользящему взгляду, по неловким движениям его рук, в нем читалось моральное напряжение. Было в нем что-то неумолимо отталкивающее. Вернее в том, что он скрывал в своей душе. Что-то творилось с ним, но тогда меня это не особо интересовало. А потому выпив свой кофе, и перекинувшись с ним еще несколькими фразами приличия, я оставила его в столь желанном гордом одиночестве, и отправилась домой.