Стены молчания - [25]

— По-моему, Нью-Йорк — единственное место, где можно решить все проблемы, — сказал я. — Если я уеду, то стану испорченным товаром.

— У тебя там есть друзья? — спросила мама. — Я имею в виду в Нью-Йорке. Человек, на которого ты мог бы положиться? Я знаю так мало о твоей жизни, о твоем окружении, о твоих интересах.

Что я мог ей ответить? Недавно я переспал с женщиной, и ее аромат все еще витал в воздухе вокруг меня, но я не знал, что это на самом деле значило. В любом случае прошло еще слишком мало времени, чтобы понять, насколько важно было случившееся.

Остальные мои друзья были всего лишь знакомыми. Вряд ли они составляли круг моих интересов. В своем стремлении к партнерству я опередил жизнь, и теперь все выглядело так, словно и это партнерство покатилось ко всем чертям.

— У меня есть несколько друзей, — сказал я. — Надо посмотреть, какими ненадежными друзьями они окажутся.

— Мне кажется, ты очень одинок, и я думаю, ты должен вернуться домой.

— Я должен остаться здесь.

Нью-Йорк был единственным местом, где я мог оставаться невиновным. Во всех остальных частях света я буду виновным, осужденным за свой перелет.

Некоторое время мама молчала.

— Ты можешь сказать мне, ты же знаешь, — мягко сказала она.

— Что сказать?!

— Скажи мне, что ты действительно купил эту машину в приступе сумасшествия или чего-нибудь подобного рода. Ты можешь рассказать мне, а я буду молчать. Конечно, покупать такую машину было неблагоразумно, а еще глупее было давать своему другу покататься на ней. Но я не буду так говорить.

— Я не покупал машину и, естественно, не давал Джей Джею покататься на ней. Просто я оказался не в том месте и не в то время.

— Ты все еще не в том месте.

Только рядом с ней в саду, перекидывая компост или отрывая завядшие розы, я был бы в том месте. Мама была в этом уверена.

— Мама, пожалуйста!

— Извини, — прошептала она. — Наверное, я должна быть рада, что ты мне позвонил и рассказал обо всем.

— Я в любом случае все рассказал бы тебе. Кроме одной вещи. Если бы она знала ЭТО о моем отце, ЭТО убило бы ее.

— Хочешь, я поговорю с Чарльзом? — сказала она. — Твой отец всегда говорил, что он уважает меня.

— Нет, мама, — мягко сказал я. — Я только хотел, чтобы ты узнала о происходящем от меня, а не из других источников. Я не говорю — не беспокойся, это было бы глупо, но я не хочу, чтобы твое состояние ухудшилось, как тогда, мама. Не посещай то место опять.

— Я не принимала те маленькие таблетки уже три года, — сказала она. Я почувствовал ее растущую гордость, омраченную страхом рецидива.

— Богом прошу, не начинай снова.

Те маленькие таблетки были артиллерийскими снарядами. Артиллерия, которая не разбиралась, чей мозг она уничтожает.

— Фин. — Ее голос дрожал. — Я не хочу быть сторонним наблюдателем очередной катастрофы нашей и так уже уменьшившейся семьи. Я хочу помочь тебе, если это в моих силах.

— Тогда ты не была сторонним наблюдателем, мама.

— Тогда я была не в своем уме.

Иногда кто-то должен быть не в своем уме, чтобы сделать все правильно. Еще одно крылатое выражение Эрни.

— Нам не надо сидеть сложа руки, ты же знаешь, — авторитетно сказала она. Обычно она так разговаривала с закоснелыми чиновниками. — Мы не заслуживаем этого. Я уверена. Все будет в порядке.

Вот почему я позвонил тебе, мама. Просто, чтобы услышать эти слова, искренние, обнадеживающие, но абсолютно нерационально оптимистичные.

12

— Новой электронной почты нет, по крайней мере той, о которой тебе следует знать, — заявила Пола, когда я, хлопнув дверью, влетел в кабинет около полудня.

Это было манифестацией иррационального оптимизма, который был мне необходим.

— Кинес забрал почти всю корреспонденцию, — продолжала Пола. — Он оставил несколько флайеров с объявлениями о семинарах и курсах. Вдруг тебе понравятся какие-нибудь. Он отметил те, на которые намекал. Еще он сказал, чтобы ты не распускал руки[7]. Это что, какое-то британское выражение? Я не сказала ему, что он может засунуть эти флайеры себе в задницу, но, по-моему, он сам это понял. Новый посыльный заходил забрать твои файлы. Его зовут Кевин, настоящий тупица. Тебе не звонили ни по поводу встреч, ни по поводу конференций. Чарльз Мэндип в городе. Его секретарь сказал, что он увидится с тобой позже, но не сказал, в какое время. Его лондонский секретарь, Боже мой. Это сильно. Парень по имени Майерс звонил из «Майерс Майерлинг». Он сказал, что тебе не нужно говорить с ним, он будет высылать черновики заявлений прямо Кинесу и Мэндипу. Итак, полагаю, это означает, что ты можешь присоединиться ко мне и поиграть в пасьянс на компьютере до конца дня. Здорово. Надеюсь, ты не жалеешь себя, советник? Ты знаешь, как я себя чувствую, если подобное случается.

— И тебя с добрым утром, Пола.

Она прикрыла глаза рукой, вручила мне конверт от «ФедЭкс» и добавила:

— А это только что пришло для тебя. Это, должно быть, выписка за медаль Конгресса.

Я посмотрел на конверт. Отправителем была большая адвокатская фирма из Вашингтона.

Внутри пластикового футляра лежал бумажный конверт, на котором было написано мое имя и адрес моего офиса. Внутри конверта лежало письмо на одном листе. Его смысл можно было легко понять. Сэнди Рихтер — партнер «Маршала, Форрестера, Келлермана и Хирша» — сообщал, что он действовал от лица страховой компании, которая выписала всеохватывающую страховку на Джей Джея. В том случае, если жертвы действий Джей Джея обратятся за страховым возмещением, компания снимает с себя все обязательства; в том случае, если с них потребуют выплаты страхового возмещения, компания обратится ко мне для возмещения ущерба, нанесенного жертвам катастрофы. Я был на крючке. Они были убеждены, что я не должен был разрешать Джей Джею садиться за руль моего «Макларен F1», поэтому я несу полную ответственность за все это дерьмо.