Стенка - [3]

V

Так они работали три дня. На третий день к вечеру, когда стенка была закончена и дело дошло до заслуженной награды, Филипп Морванд подал условленный знак. Теодюль Ганьярд подмигнул в ответ, и они порознь ускользнули со двора.

Противницам немедленно захотелось освоить новое владение. Морванда приставила к стенке лестницу для кур, намереваясь совершить небольшую рекогносцировку; но едва ее голова показалась над стенкой, как с той стороны появилась голова Ганьярды.

Хоть им обеим и стало досадно, они не тронулись с места, потому что каждая была уверена в своем праве на половину стены. Филипп и Теодюль сгладили верхнюю часть, и здесь камни, вбитые сильным ударом молотка в валик известки, образовали почти гладкую поверхность, которую можно было воображаемой линией разделить по длине надвое.

Морванде пришла в голову еще одна мысль.

Она здесь установит свои горшки с цветами, и вместо этой надутой образины у нее перед глазами будут гвоздики и розы. Мысль была так удачна, что Ганьярда тоже ухватилась за нее, и они одновременно принесли по цветку.

"Пусть себе!" - подумала Морванда, польщенная тем, что ей подражают.

Молча, с разных концов стены, начали они расставлять свои горшки. Они расправляли цветы, чуть касаясь их пальцами, как взбивают прическу, и мокрой тряпочкой протирали зеленые листья.

Вдруг один горшок вырвался из рук Морванды и покатился в сторону Ганьярды, которая вовремя успела подхватить его.

- Благодарю, - сказала Морванда.

- Не за что, - сказала Ганьярда.

Все это сухо, но вежливо.

Все горшки на стене не помещались, и снова воцарилось молчание. Но вот две высокие маргаритки, столкнувшись, сцепились красивыми, пышными головками, с которых от толчка слетело облачко сбитых лепестков.

Однако их быстро разъединили.

- Нет, нет, - сказала Ганьярда.

- Пусть, оставьте, - приказала Морванда.

Ей только что сделали одолжение, и потому именно она должна была говорить в таком повелительном тоне. Ганьярда уступила, чтобы минутой позже вернуть свое.

- Что же это вы, - проворчала она, - прячете свою маленькую резеду за моей высокой далией? Вы, верно, думаете, солнце станет там ее разыскивать? Хороша я буду, если завтра вы обнаружите, что она завяла.

- Ей там хорошо.

- Ну, что вы понимаете в этом!

И она силком водворила бедную резеду туда, куда хотела, на открытое место, посреди своих горшков, но все-таки отдельно от них, на большом камне.

Это послужило сигналом.

Они уступали друг другу самые лучшие, самые выгодные места, и похоже было, что все горшки в конце концов поменяются местами.

А когда перепутались цветы, перепуталось и кто в чем был виноват. Едва одна успевала признать в чем-либо свою вину, как и другая спешила покаяться в том же самом. Сперва они разбирались в своих грехах, потом уже стали спорить из-за них, и Морванда так старалась не оставить за соседкой никакой вины, что обобранная Ганьярда сгорала со стыда, словно раздетая, и чувствовала, как у нее на глазах выступают слезы.

- Задуришь иногда! - сказала она.

Морванда, желая хоть немного разгрузиться от грехов, которых она себе нахватала, сказала:

- Муженьки наши еще глупее нас. Ведь в конце концов построили-то эту стенку они.

- Теперь, - сказала Ганьярда, - если захочешь повидаться, иди в обход, той стороной.

И хотя до "той стороны" было рукой подать, Ганьярда указала вдаль.

- Как будто это в самом деле, - сказала Морванда. - Бранятся ведь от любви, ради развлечения, чтобы размяться. Почему мы поссорились? Вы-то понимаете? Я - нет. И знаете, душенька, почему я особенно дивлюсь? Ведь в прошлое воскресенье здесь не было ничего, а сейчас стоит стенка, и как раз между вами и мной!

- Нечего сказать - стенка, - сказала Ганьярда. - Я бы такую одной ногой сделала. Посмотрите-ка на эти камни: они торчат так, что спину можно ободрать, а известки натекло повсюду, как со свечки.

Каменщиком-то пришлось быть не ей, и теперь она могла посмеиваться вволю.

- Дорогая, - вдруг сказала Морванда, выпрямляясь на своей куриной лестнице и раскрывая объятия, - уберем горшки и поцелуемся: у меня есть одна мысль.

Еще одна мысль! Это уже третья, самая важная.

VI

Филипп и Теодюль возвращались из кабачка. Они хорошо выпили, забыли о своем уговоре и шли рядком, рискуя вызвать гнев своих сварливых жен.

- Я раздумываю, - сказал Филипп, - может, они теперь оставят нас в покое?

- Это зависит, - ответил Теодюль.

- От чего? - спросил Филипп с тревогой.

- Вообще зависит! - повторил Теодюль.

Что за человек! Он так и умрет в сомнении.

- Разойдемся? - спросил он.

- Можно и повременить, - ответил Филипп. - Ночь надвигается темная, ни луны, ни звезд. Они нас не увидят.

Они тихонько терлись друг об друга, радуясь, что могут еще на несколько минут продлить свою преступную дружбу.

- Знаешь, - заговорил Филипп, - если моя разозлит меня, я ей задам.

- Тише! - сказал Теодюль.

Вдруг оба пригнулись и, как легавые собаки по следу, пошли мелкими шажками, расставив руки и растопырив пальцы.

- Стой, - сказал Теодюль и приставил руку плавником ко шву штанов.

- Что они там делают? - спросил Филипп.

- Ну и ну! - сказал Теодюль.