ЖЮЛЬ РЕНАР
Родина
Помню, это было в вечер возвращения после долгой разлуки с моей родной деревней. Я бродил по коротким улочкам, которые когда-то казались мне запутанными, и мне было горько смотреть на наши дома, - такими они казались маленькими. Вдруг я увидел у входа в дом мальчика. Он стоял возле стула, да и сам был не выше его.
Он вопил: "Еще дай! Еще!"
Пожилая женщина выходила из дома и всякий раз выносила в шумовке несколько рыжих дымящихся зерен гороха, которые она клала на соломенное сиденье стула. Мальчик брал горошины толстыми ручонками в ямочках, обжигался, дул на пальцы, съедал горох и кричал: "Еще! Еще!"
Увидев, что я остановился, он бросил горох и стул, взял меня за руку и пошел за мной. Я с трудом узнавал его, но было ясно, что он моей породы.
Дальше я встретил мальчика из церковного хора. Он шел за священником к переносному алтарю. Оп нес корзину, полную цветов, - васильки, маки, шиповник. Он разбрасывал цветы охапками. То ли он бросал их не так, как полагается, то ли просто бросал слишком щедро - не знаю. Но школьный учитель, шедший рядом, вдруг так ударил его по голове здоровенным молитвенником, что ребенок упал на колени и сразу присмирел. Увидев меня, он вышел из церковной процессии и взял меня за левую руку.
Дальше, прижавшись к стенке, стоял третий мальчик и плакал - не потому, что умерла его бабушка, а потому, что ему говорили: "Как! Твоя бабушка умерла, а ты не плачешь?"
Дальше четвертый, уже почти юноша, разговаривал с толстухой Бертой, не подозревая, что мать Берты заметила их и готовится задать ему трепку.
Как и те прежние, обе эти тени, сразу мной узнанные, последовали за мной: одна - отделившись от стены, другая - покинув свою подружку.
Я не хочу преувеличивать, я не скажу, что вся деревня была полна ими, что каждый мой шаг будил далекие призраки, призраки меня самого, и что вскоре толпа их преградила мой путь.
Нет, все это было ярко, но недолговечно.
Ни один из образов моего прошлого не решился сопровождать меня за пределы деревни.
На вольном воздухе они рассеялись. Маленький мальчик с горошинами покинул меня последним.
Оставшись один и зная, что силой воображения я без труда могу собрать завтра же, сразу же, когда захочу, эту семью теней, я прислушивался, как стихал шум взволнованного сердца, и думал: "Три-четыре дома; ровно столько, сколько нужно, земли и воды для деревьев; и эти бледные воспоминания детства, покорные нашему зову, - до чего же она проста, родина! А если все люди могут иметь свою родину так просто, зачем же творят они бог знает что?"
