Стена - [70]

Около семи мы вернулись в горы, и я тут же пошла в хлев освободить Беллу и Бычка. Привязала Беллу и оставила их на ночь на лугу. Потом умылась у колодца, выпила парного молока и легла.

На следующий день я снова подоила Беллу после обеда и закрыла их с Бычком в хлеву. Переночевала дома, пришла Кошка и привалилась к ногам. Я принесла бутылку молока, и Кошка в знак благодарности выгибала спину и терлась об меня головой. Утром опять выкосила большой кусок, но не легла спать, а ворошила накошенное накануне. Трава наполовину высохла, она пахла нежно и сладко. После обеда ее уже можно было убирать и ворошить скошенное с утра.

Такой новый подход к делу позволял быстро двигаться вперед. Пока месяц прибывал, погода оставалась ясной и жаркой. На этот раз я собиралась прихватить и часть соседней поляны: не хотелось, чтобы снова не хватило сена. Однако, когда я кончила с большим лугом, погода переменилась, и целую неделю принимался лить дождь. Отличная погода для свежей травы в лугах, но не для сенокоса. Вот я и ждала, большая часть сена уже запасена, и беспокоиться не о чем. К тому же с ногами снова стало плохо. Я оборачивала их мокрыми полотенцами и старалась прилечь днем, как только выдавалась свободная минутка. Сначала Луксу не понравилось мое домоседство, но я показала ему больные ноги и все объяснила, он, судя по всему, понял. Бегал в одиночку по лугам, но всегда в пределах окрика. Он тогда с восторгом предавался раскапыванию мышиных нор. Погода вовремя переменилась. Больных ног не вылечить, но зато они так хорошо отдохнули, что потом я снова смогла заняться сеном. С полянкой управилась за неделю. На этот раз Кошка отнеслась к моему появлению спокойнее, я надеялась, что несколько приободрила ее. Ей-то этого, наверное, и вовсе не надо, а меня успокаивала сама мысль.

Лето пролетело на удивление быстро, и не только в воспоминаниях. Я знаю, что и тогда оно показалось мне очень коротким. В этом году малинник зарос еще сильнее, и мне удалось набрать всего ведро ягод, очень крупных, но не особенно сладких. Но мне-то они, конечно, были сладкими. Я упивалась, вспоминая обо всех оставшихся в прошлом сладостях. Не могу без улыбки вспоминать о том, как в одном приключенческом романе герой грабил дупла диких пчел. В моем лесу диких пчел нет, а если бы и были, я бы никогда не осмелилась их грабить, а постаралась бы убраться подальше. Да я и не герой, и не находчивый парень. Никогда мне не научиться добывать огонь трением или отыскивать кремень, потому что я не знаю, как он выглядит. Мне даже не починить зажигалку Гуго, хотя есть и кремни, и бензин. И я просто не в состоянии сделать пристойную дверь для хлева. И она постоянно крутится у меня в голове.

Конец августа провела в горах, все время докучали больные ноги. Но мы с Луксом опять начали гулять: лежа без дела на кровати, я чересчур много думала. Я радовалась возвращению домой, лето казалось просто интермедией.

Десятого сентября снова спустилась в долину полоть картошку. Она особенно удалась. Бобов тоже было гораздо больше. Было мало гроз, а бурь и наводнений не было вообще. На этот раз оставила Беллу и Бычка на свободе. Хорошая погода соблазнила меня не лишать их солнечного дня.

К пяти часам добралась до лугов. Внезапно, из-за хижины еще ничего не было видно, Лукс замер, потом с диким лаем рванулся вперед. Я никогда прежде не слышала, чтобы он так лаял, яростно и с ненавистью. Тут же поняла, что случилось страшное. Когда хижина больше не мешала, я увидела. Человек, незнакомый мужчина, стоял на лугу, а перед ним лежал Бычок. Я видела, что он мертв, — огромная серо-коричневая туша. Лукс прыгнул на незнакомца и чуть не вцепился ему в горло. Я громким свистом позвала его назад, он послушался и, рыча, замер перед мужчиной, шерсть на нем встала дыбом. Я кинулась в хижину и сорвала со стены винтовку. Всего несколько секунд, но они стоили Луксу жизни. Почему я не бежала быстрее? Мчась по лугу, я увидела, как сверкнул топор и глухо опустился на голову Лукса.

Я прицелилась и спустила курок, но Лукс был уже мертв.

Человек уронил топор и рухнул, странно повернувшись. Не обращая на него внимания, я опустилась перед Луксом на колени. Раны не было, только немного крови на носу. Бычок страшно изуродован: голова его, разрубленная во многих местах, лежала в большой луже крови. Я отнесла Лукса в хижину и уложила на скамейку. Он вдруг стал маленьким и легким. И тут, как из дальней дали, до меня донеслось мычание Беллы. Она стояла, прижавшись к стене хлева, вне себя от ужаса. Я отвела ее в хлев и попыталась успокоить. Только тогда я вспомнила о мужчине. Я знала, что он мертв, такая большая цель, я не могла промахнуться. И была рада, что мертв: было бы тяжело добивать раненого. А в живых я бы его не оставила. А может, и нет, не знаю. Я перевернула его на спину. Он оказался очень тяжелым. Совсем не хотела его рассматривать. Омерзительное лицо. Одежда, грязная и рваная, из дорогой ткани и сшита хорошим портным. Наверное, охотник, как Гуго или один из адвокатов, директоров либо фабрикантов, которых Гуго тоже так часто приглашал. Кем бы он ни был, теперь он просто мертвец.