Стена - [45]

Серо-голубое небо розовело на востоке, выпала обильная роса. Занимался погожий день. Странное это было чувство: глядеть в даль, которую не застили ни деревья, ни горы. И это вовсе не умиротворяющее и не приятное чувство. После года, проведенного в тесной долине, моим глазам нужно было сперва привыкнуть к широким горизонтам. И было слишком холодно. Я замерзла и вернулась в дом, чтобы потеплее одеться. Страшно удручало отсутствие Кошки. Я сразу поняла, что она не осталась поблизости, а побежала назад в долину. Но доберется ли она благополучно? Я жестоко обманула ее доверие, а оно и без того было не слишком глубоким. Ее исчезновение бросило мрачную тень на разгорающееся утро. Но поделать я ничего не могла, так что принялась, как обычно, за дела. Подоила Беллу и выгнала их с Бычком на луг. Тигр не обнаруживал ни малейшей склонности к побегу, он молод и покладист, к тому же, наверное, он пока не чувствует в себе сил жить в одиночку.

В то утро я запила свое горе чаем (люблю вспоминать время, когда еще был чай). Его аромат подбодрил, я принялась рассуждать сама с собой о том, что старая Кошка спокойно проживет лето в доме, а осенью радостно меня встретит. Почему бы и нет? Она — тертый калач, чего только не испытала. Некоторое время я неподвижно сидела за грязным столом, наблюдая сквозь маленькое оконце, как краснеет небо. Лукс осматривал окрестности. Тигр посреди игры вдруг утомился и полез в шкаф досыпать. В хижине было совсем тихо. Начиналось что-то новое. Я не знала, что оно мне сулит, но тоска и страх перед будущим постепенно меня покидали. Я видела луга, за ними — полоску леса, а над ней — огромный небесный свод, на западном краю которого бледным серпом висел месяц, а на востоке уже поднималось солнце. Пряный воздух заставлял дышать полной грудью. Я начинала чувствовать красоту лугов, незнакомую и опасную, но полную таинственного очарования, как все неведомое.

Наконец, оторвавшись от завораживающей картины, взялась за уборку. Затопила плиту, чтобы нагреть воды, потом отдраила с песком стол, лавку и пол старой щеткой, найденной в чулане. Процедуру пришлось повторить дважды, причем вода лилась рекой. Уютной хибарка так и не стала, но по крайней мере стала чистой. Кое-где грязь пришлось отскабливать ножом. Не поверю, что полу когда-либо случалось водить знакомство с водой, уж во всяком случае не при пастухе, восхищавшемся накрашенными красотками.

К слову, я не сняла картинку со шкафа. Со временем она даже начала мне нравиться. Она немного напоминала о дочках. Убираться в доме мне нравится. Я оставила окно и дверь открытыми, чтобы проветрить. Просохнув за утро, пол приобрел красноватый оттенок, и я гордилась таким достижением. Тюфяк вынесла на луг, и Лукс тут же на него улегся. Будучи изгнан, он в дурном расположении духа удалился за дом. Он терпеть не мог генеральных уборок, потому что я не разрешала ему шлепать по мокрому. После мытья и проветривания затхлый дух в хижине исчез, а я почувствовала себя лучше. На обед опять была картошка с молоком, и мне подумалось, что пора добывать мясо для Лукса. Я решила заняться этим как можно скорее, ведь рассчитывать на быстрый успех не приходилось, поскольку я совершенно не знала местности. И впрямь, только через день, после четырех безуспешных попыток, мне удалось подстрелить молодого оленя, и возникла очень неприятная проблема. Тут у меня не было ручья, чтобы хранить мясо, следовательно, часть нужно было поскорее съесть, а остаток сварить или пожарить и держать в холодном чулане. Так и получалось, что все лето у нас было то густо, то пусто, а мне приходилось каждый раз выбрасывать часть мяса, потому что оно протухало. Я относила его подальше от хижины в лес, и за ночь оно непременно исчезало. Какому-то зверю в то лето страшно повезло. Вообще с питанием не все было в порядке, ведь картошки тоже было очень мало. Но по-настоящему мы не голодали ни разу.

В горах я ничего не записывала. Календарь, правда, с собой прихватила и по привычке вычеркивала день за днем, но не отметила даже таких событий, как сенокос. Тем не менее то время я хорошо помню и писать о нем мне легко. Запахи лета, грозы и сияющие звездами вечера я не забуду никогда.

В первый мой день в горах я сидела после обеда на скамейке перед хижиной и грелась на солнышке. Беллу привязала к колышку. Бычок никогда не уходил далеко от матери. А уже неделю спустя я отказалась от этих предосторожностей. Белла была славным уравновешенным существом и не доставляла мне никаких хлопот, сынок же ее был тогда счастливым, веселым теленком. Он рос и крепчал на глазах, а имени ему я так и не придумала. Разумеется, есть целая куча имен для быков, но они мне все не нравились и звучали как-то пошло. К тому же он уже привык, что его зовут Бычком, и ходил за мной, как большая собака. Так я это и оставила, а позднее мне уже не приходило в голову дать ему другое имя. Он был беззлобным доверчивым созданием, а жизнь считал — я это ясно видела — одним большим удовольствием. Я и сейчас радуюсь тому, что у Бычка было такое счастливое детство. Никогда он не слышал худого слова, никогда его не били и не обижали, он вволю сосал мать, ел нежные альпийские травы, а ночью спал у теплого материнского бока. Лучшей жизни маленькому бычку и пожелать нельзя, хотя бы некоторое время ему жилось хорошо. Родись он в другое время, да в долине, давно попал бы к мяснику.