Стемпеню - [4]

.

Кругом галдят: "Пора, пора", но это нисколько не меняет дела.

Айзик-Нафтоля в бархатном картузе бегает взад и вперед, заложив руки за спину, а Двося-Малка вопит во всю глотку. Родные жениха, так же как и родные невесты, без толку мечутся по комнате с простертыми руками, словно они жаждут дела, но не знают, с чего начать.

– Ну, почему же никто ничего не делает?- спрашивает родня жениха.

– Почему не приступают к делу?-возмущается родня невесты.

– Видали вы нечто подобное?! - вопит родня жениха. - Так долго морить голодом детей!

– Слыхали вы что-нибудь подобное?! - негодует родня невесты.-Так долго мучить голодных детей!

– Что это за беготня?

– И зачем они мечутся без толку?

– Все бегают, все суетятся, а дело ни с места! Ну и порядки!

– Бегают, шумят, а как доходит да дела - никого нет!

– Не довольно ли пустых разговоров? Пора приниматься за дело! Хватит суетиться без толку!

– Где же музыканты? - спрашивает родня жениха.

– Музыканты где? - вторит родня невесты.

Музыканты заняты своим делом: натирают смычки, настраивают инструменты. Иокл-контрабас дерет за ухо мальчишку, тихо приговаривая: "Ты шалопай этакий! Я тебе покажу, как дергать струну!" А Мехча-барабанщик, ни на кого не глядя, почесывает ту половину лица, на которой едва заметна скудная растительность. Бадхн Хайкл беседует со знакомым меламедом[11], берет у него двумя пальцами понюшку табаку и сыплет шутками да прибаутками, как из дырявого мешка. Остальные музыканты, молодцы с одутловатыми лицами и огромными, как лопаты, зубами, перешептываются со Стемпеню о каком-то важном деле на своем музыкантском наречии.

– Кто эта девуля, что рядом с невестой? - спрашивает Стемпеню, кивая на красавицу Рохеле. - Поди-ка, Рахмиел,-обращается он к одному из одутловатых музыкантов, - разведай, кто она. Да прытко, Рахмиел, прытко!

Рахмиел не заставляет себя долго ждать.

– Это не девуля, - докладывает он, - это уже бабочка. Сноха Айзик-Нафтоли, родом из Сквиры. А вон тот, что шмыгает по комнате в бархатном картузе, видите? - это ее муженек.

– Пропади ты пропадом, Рахмиел! - восклицает благодушно настроенный Стемпеню.-Так быстро все разузнал? Эх, да ведь она и вправду очень красивая бабочка! Смотри-ка, смотри, как она таращит свои гляделки!

– Если хотите, - говорит одутловатый Рахмиел,- я пойду покалякаю с ней.

– Провались ты сквозь землю, Рахмиел! Никто тебя не просит быть посредником. Пойду сам с ней покалякаю.

– А ну-ка, метни из скрипки пару черных глаз! - неожиданно врывается в разговор Шнеер-Меер. - Вымотай-ка жилы у публики своей скрипкой!

Стемпеню берет в руки скрипку и глазами подает знак оркестру. Музыканты настраивают свои инструменты.

IV Скрипка Стемпеню

Наконец, с божьей помощью, усадили невесту на возвышение.

Ах, чувствую, что перо мое бессильно описать, как Стемпеню "усаживал" невесту. То не была обычная игра, пустое пиликанье на скрипке, а подлинное священнодействие, полное возвышенных чувств, проникнутое благородством. Стемпеню стал против невесты и обратился к ней с речью на скрипке, с длинной трогательной, блестящей речью о счастливой вольной девичьей жизни до замужества и об ожидающей ее тяжелой и мрачной женской доле. Еще несколько минут - конец девичьему приволью! Наденут на голову фату, скроются под ней навеки длинные, пышные косы... Прости-прощай, веселая юность! Впереди бабье счастье! Ой, до чего же грустно, прости господи!

Так говорила скрипка Стемпеню. Женщины прекрасно понимали печальный смысл этой речи без слов, чувствовали его и заливались горючими слезами.

"Давно ли я сама была невестой, - думала про себя молодая женщина, глотая слезы. - Давно ли я вот так же сидела с распущенными волосами и думала, что светлые ангелы реют надо мной, что нет предела моему счастью? А теперь!.. Увы, теперь..."

– Благослови, господи! - молитвенно шепчет про себя старая мать, у которой полон дом дочерей на выданье. - Благослови, господи, мою старшую дочь, пошли ей скорее суженого! Но да будет доля ее счастливее моей, и да живет она со своим мужем не так, как я со своим,-прости мне, господи, грешные мысли!..

Такие думы волнуют сердца женщин. А Стемпеню знай себе играет, и скрипка его говорит. Она играет жалобную мелодию, и ее поддерживает весь оркестр. Все замерло, никто не шелохнется. Тишина. Все, все хотят слушать Стемпеню. Приумолкли женщины, призадумались мужчины, и девушки и юноши взобрались на стулья и столы - все хотят слушать Стемпеню!

Tсс!.. Тише, замолчите!

Стемпеню заливается на своей скрипке, и сердце тает, как воск. Только и слышно: тех-тёх-тех!.. Только и видно: рука летает вверх и вниз, вверх и вниз... И раздаются чарующие звуки, струятся дивные напевы, печальные, тоскливые - прямо за сердце берут, душу выматывают. Толпа замерла, затаила дыхание. Сердца переполняются до краев, размягчаются, и слезы навертываются на глаза. Люди вздыхают, люди стонут, люди плачут... А Стемпеню? Где Стемпеню? Нет его! Исчезли и Стемпеню и его скрипка; лишь звуки, сладостные звуки наполняют комнату...

А красавица Рохеле, никогда до того не видавшая Стемненю, Рохеле, знавшая о его существовании, но никогда в жизни не слышавшая его чудесной игры, прислушивается к волшебным звукам, к изумительным мелодиям и не понимает, что с ней творится: эти звуки и томят и ласкают. Что же это такое? Рохеле смотрит туда, откуда несутся сладостные звуки, и видит прекрасные пылающие черные глаза, глядящие на нее в упор,- они пронзают ее насквозь, как остро отточенные стрелы. Эти прекрасные горящие черные глаза сморят на нее, кивают ей, говорят с ней без слов. Рохеле хочет отвести от них взгляд - и не может.