Стеклянный суп - [9]

Флора сложила пальцы домиком и устремила молитвенный взгляд к небу, как святая с дешевых итальянских открыток на религиозную тематику. Все трое прыснули со смеху.

* * *

Стоя посреди громадного луга рядом с уродливой черной лохматой псиной по имени Хитцель,[1] Винсент Этрих наблюдал, как самолет проплыл футах в восьми у них над головами и рухнул на землю неподалеку. Этрих вздохнул. Хитцель наверняка тоже вздохнул бы, если бы мог понять, сколько времени и сил вложил его друг в эту штуку. Но и тогда радость от их совместной прогулки скоро вернула бы пса в хорошее расположение духа.

Качая головой, Винсент подошел к потерпевшей крушение модели и присел рядом с ней на корточки, упершись ладонями в колени. Как обычно, он был одет, словно тинейджер, — древние линялые джинсы, серые с белым кроссовки, как у скейтбордиста, и черная футболка с портретом Джона Леннона. Да и вид у Этриха был моложавый. При первой встрече вы наверняка дали бы ему лет тридцать, а не сорок с хвостиком, сколько ему было на самом деле.

Хитцель что-то услышал и тут же повернул голову влево. Этрих продолжал разглядывать останки своего самолета, недоумевая, какую же ошибку в сборке он допустил на этот раз. Собака залаяла так яростно, что Этрих мгновенно вышел из своего транса и посмотрел туда, куда указывал его компаньон. Позади них шумела листвой на резвом теплом ветру огромная роща. Но Хитцель указывал в другую сторону — в открытое поле.

Озадаченный, Этрих посмотрел вниз, на Хитцеля, и спросил:

— Что? Что там такое?

Собака, не обращая на него внимания, продолжала лаять.

Но вокруг ничего не было слышно, только этот раздражающий отрывистый лай да вздохи ветра в ветвях деревьев. Стояла середина лета; небо было цвета картона, воздух отяжелел от влаги. И никого вокруг.

Этрих часто приходил сюда с собакой побродить или поваляться на травке, глядя на облака. Переехав в Вену, он почти ничем не занимался, только набирался сил да думал о ребенке, которого скоро должна была родить Изабелла.

Этрих умер, но потом его вернула к жизни Изабелла. Он несколько раз пересекал великий рубеж туда и обратно. По ту сторону он изучил язык мертвых и узнал кое-какие необходимые вещи. Ожив, он решил, что все, чему он там научился, начисто исчезло из его памяти, точно стертое губкой. Он ошибался. Его память сохранила все, что он узнал. Но теперь, чтобы войти в потайную комнату своего мозга, где хранились эти знания, ему требовался ключ. А его как раз и не было.

Как только он смог отправиться в путешествие, они покинули Америку и прилетели в Вену. Этрих оставил жену, двоих детей и жизнь, которая раньше приносила ему удовлетворение и радость. Но он все бросил, потому что хотел быть с Изабеллой Нойкор. Он охотно отбросил все, чтобы остаток жизни провести с ней и их ребенком. Все сомнения были позади. Они вместе пересекли мост между тогда и сейчас.

Лай Хитцеля приобрел новый оттенок: он стал еще настойчивее, как будто они и впрямь были в опасности или накануне какого-то события. Этрих снова посмотрел в ту же сторону, что и собака, но ничего не увидел. И все же волнение Хитцеля его встревожило. Почему-то — кто знает? — он торопливо обернулся и поглядел туда, где несколько секунд назад потерпел крушение его самолет. Самолета не было.

Похоже, Этрих не удивился. Быстрым взглядом он обвел местность, чтобы проверить, не ошибается ли он. Не ошибался — модель исчезла. И только тогда тень тревоги появилась на его лице. Пес не ошибся — назревала настоящая беда.

— Хитцель!

Собака умолкла на мгновение, а потом снова залаяла.

— Прекрати! Пошли, нам пора.

Этрих прикоснулся к собачьей макушке. А потом зашагал назад, к своей машине, со всей скоростью, на какую только был способен. Он еще не совсем поправился и потому не мог бежать. А ему хотелось.

* * *

В двухстах ярдах позади них в густом лесу стоял другой человек с собакой. Звали его Джон Фланнери. Был он дороден и, пожалуй, низковат. Носил аккуратно подстриженную бороду цвета соли с перцем. Люди иногда отпускали замечания о его сходстве с поздними фотографиями Хемингуэя. Фланнери всегда приятно было это слышать. Хемингуэя он не читал, но его личность ему импонировала.

Сегодня на нем была новехонькая голубая футболка, не заправленная за пояс новехоньких бежевых шортов со множеством карманов. Странно, но он был бос, хотя и стоял на лесной почве, где полно всяких колючих и острых штук.

Собака, громадный датский дог, белая в черных пятнах, как промокашка в чернилах, звалась Любой. У нее были голубые глаза, и она неподвижно стояла рядом с Фланнери. Присутствие этих двоих и заставило собаку Этриха залаять. Интересно, что Хитцель их почуял, но перепутал направление. Этрих ничего не увидел, когда посмотрел туда, куда лаял пес, потому что там ничего и не было. Фланнери и Люба стояли далеко позади них и бесстрастно наблюдали, как двое других зашагали прочь и наконец скрылись из виду. Фланнери обеими руками держал игрушечный самолет Этриха. Он был абсолютно цел и выглядел так, словно его только что вынули из коробки.

Когда другие ушли, Фланнери повернулся лицом к лесу и поднял руку высоко над головой. Неуловимым движением запястья он послал самолет в самую гущу деревьев.