Стеклянные дома - [3]

И тут он произнес: «Нет ни одного человека, настолько же плохого, как самое наихудшее дело, им совершенное».

- К чему он цитировал эту монахиню, защитницу смертников? – удивилась Джоан. – Тем более, именно эти ее слова?

- Полагаю, как намек на снисхождение.

- Ха! – выдала Джоан, а потом задумалась. - Конечно, и обратное правильно - нет никого, настолько же хорошего, как наилучший из поступков, совершенныхим.

А теперь судья Кориво, облаченная в мантию,  сидела на судейской скамье, вершила правосудие. И пыталась понять, что есть шеф-суперинтендант Гамаш.

На этот раз она находилась к нему ближе, чем когда-либо, и была рядом гораздо дольше по времени. Глубокий шрам на виске все еще на месте, он, конечно, никуда не делся. Словно сама профессия поставила на Гамаше клеймо. Вблизи Морин разглядела морщины, лучиками расходящиеся от его рта и глаз. Линии жизни. Это от смеха, догадалась она. У нее такие же.

Человек на пике своей карьеры. Спокойный. В мире со всем, что уже совершил, и с тем, что ему еще предстоит совершить.

Но эти глаза!

Тот взгляд, пойманный ею тогда, давно, был так неожиданен, что Морин Кориво пошла за Гамашем следом, и слушала его показания.

Тогда в нем была доброта.

А сегодня она усмотрела другое. Беспокойство. Не сомнения, нет. Но он беспокоился.

Теперь она тоже беспокоилась, хотя не могла сказать, почему.

Она отвернулась, и теперь оба они переключили внимание на прокурора. Тот вертел в пальцах шариковую ручку, а когда прильнул к собственному столу, судья Кориво одарила его таким суровым взглядом, что тот моментально выпрямился. Отложил ручку.

- Попробую переформулировать вопрос, - продолжил он. – Когда у вас впервые появились подозрения?

- Как и в большинстве случаев с убийствами, - ответил Гамаш, - они появились задолго до самого акта убийства.

- Так вы знали, что произойдет убийство, еще до факта смерти?

- Non. Не совсем так.

А разве нет, спросил себя Гамаш. Об этом он спрашивал себя ежедневно со дня обнаружения тела. Но по сути его вопрос означал - как же он мог не знать?

- И всё-таки, снова спрошу вас, шеф-суперинтендант, когда вы узнали? – в голосе Залмановица сейчас слышалась нотка раздражения.

- Я сразу понял - что-то случится, как только фигура в черной мантии появилась на деревенском лугу.

По залу прокатился гул голосов. Репортеры, сидящие в стороне, склонились над электронными девайсами. Было слышно, как щелкают клавиши. Современная морзянка, сигнализировала о срочных новостях.

- Под деревенским лугом вы подразумеваете лужайку в Трех Соснах? – уточнил прокурор, посмотрев на журналистов, словно намекая, что знание представителем короны названия деревни, где живет Гамаш, и где обнаружили тело, заслуживает особого внимания. - Южнее Монреаля, возле границы с Вермонтом, правильно?

- Oui.

- Деревенька небольшая, насколько я знаю.

- Oui.

- Милое местечко. И даже где-то умиротворяющее.

Залмановиц умудрился проговорить «милое» скучно, а «умиротворяющее» у него прозвучало устало. Хотя Три Сосны были очень далеки от обоих понятий.

Гамаш кивнул.

- Да, достаточно симпатичное место.

- И удаленное.

В устах обвинителя «удаленное» прозвучало неприятно, как будто чем дальше удаляешься от большого города, тем менее цивилизованная жизнь тебя ожидает. Хотя и такое бывает, решил Гамаш. Но ему доводилось видеть результаты так называемой цивилизации, и он знал, что в городах обитает не меньше зверей, чем в лесах.

- Оно не столько удаленное, сколько лишено подъездных путей, - объяснил Гамаш. - И люди чаще всего набредают на Три Сосны, заблудившись. Деревня не из тех, куда попадаешь по пути из одного места в другое.

- Она на дороге в никуда?

Гамаш улыбнулся. То, что должно было звучать, как оскорбление, было истинной правдой.

Они с Рейн-Мари решили переехать в Три Сосны, потому что там было очень красиво. А еще Три Сосны очень сложно было найти. Деревня стала приютом, буфером, отделяющим от забот и жестокости внешнего мира, с которым они имели дело ежедневно. С миром по ту сторону леса.

Здесь они обрели дом. Они его сами себе устроили, среди сосен, садов, деревенских магазинов. И деревенских жителей, ставших сначала друзьями, потом семьей.

Именно поэтому темная фигура, возникшая на ухоженном и мирном деревенском лугу, вытеснившая собой играющих деревенских ребятишек, показалась даже не странностью. Хуже, чем незваный гость. Она была сродни насилию.

Гамаш почувствовал неладное накануне вечером. Когда облаченное в черную накидку существо появилось на ежегодной вечеринке по случаю Хэллоуина, проходившей в бистро.

Но настоящий сигнал тревоги прозвучал лишь тогда, когда Гамаш, выглянув поутру в окно спальни, увидел, что существо все еще здесь. Стоит на деревенском лугу. Смотрит на бистро.

Просто стоит и смотрит.

Сейчас, много месяцев спустя, Арман Гамаш смотрел на Генерального прокурора, облаченного в черную мантию. На тех, кто сидел за столом защиты. На их черные мантии. И на судью на возвышении рядом с ним, в черных одеждах.

Смотрящих на него в ответ.

Кажется, подумал Гамаш, от черных мантий нет спасения.

- Это началось, - он решил внести уточнение в свои показания, - за сутки до того. На вечеринке по случаю Хэллоуина.