Стеклянное, оловянное, деревянное - [9]

Гарнизон так тщательно проверял всех желающих въехать на замковые земли, что скоро желающие кончились. В этот же год у короля родился сын. Его мать, служанка Альма, получила шелковое платье и повышение в должности. Её назначили личной служанкой королевы. Прошло три года. Королева проснулась ночью от шороха. Служанка Альма спала. Королева подошла к раскрытому окну. На подоконнике, у самой решетки, лежал и слабо светился большой спелый персик.

Королева взяла его и съела, а косточку спрятала под подушку. Наутро вместо косточки она нашла кусочек янтаря на золотой цепочке, спрятала его и никому не сказала ни слова. А через девять месяцев ночью королева почувствовала боль. Разбуженный король бродил по своей спальне и бормотал:

— Но она же не может умереть, она же бессмертна! Он подошел к двери в покои королевы. Слышались крики. Вышла Альма.

— Что с ней? — спросил король.

— Нужно много горячей воды и чистые простыни, — ответила она. — Королева рожает ребенка. Плавились свечи. За окном светало, король сидел в своем кабинете и чувствовал, как уходят силы. Без волшебства он проживет день-два, ведь яд затаился в крови. Вошла усталая Альма.

— Кто? — спросил король, уже заранее зная, что прикажет убить королеву и её сына, сына Черного Странника.

— Девочка, — сказала Альма. Так на рассвете хмурого дождливого дня в замке появилась принцесса Янтарина. Девочку приносили к королеве только покормить, всё остальное время она была в спальне короля или в саду под надзором Альмы и слуг. Она не умела плакать, росла спокойным и отстраненным ребенком, с которого не спускали глаз, но никогда не гладили по голове и не целовали. В два года Янтарину отняли от материнской груди. Королеву замуровали в её покоях, оставив только маленькое окошко — передавать еду. А для принцессы отвели бывшую гардеробную короля. Войти туда можно было только через королевскую спальню и никак иначе. Дверь в комнату принцессы король запирал на ключ каждый вечер и открывал на рассвете. У девочки были фарфоровые куклы с настоящими волосами, но она не умела в них играть. Был сафьяновый красно-золотой мячик, были шахматы из розового дерева, пяльцы и золотые нитки, но Янтарина только сидела у окна или на скамейке в саду. Никто не говорил с ней.

Конечно, её звали к обеду или вечером спать, велели надеть плащ, если сыро, или широкополую шляпу, если припекало солнце. Но никто ни разу не спросил её: «Как живёшь? О чем ты думаешь? У тебя есть мечта?» С Янтариной никто не говорил, а ведь она могла много рассказать. Она была так терпелива, что видела, как из бутона распускается цветок, как паук сплетает паутину, как испаряется капля росы. Она была внимательна и всех в замке узнавала по шагам. Однажды она сидела, как обычно, на скамейке и смотрела, как тень от куста сирени медленно ползет по дорожке. А мимо шел Чес, сын служанки Альмы. Янтарина часто видела его, он всё время был чем-то занят: точил ножи, ощипывал уток, таскал воду, рубил дрова, чистил котлы песком, лущил фасоль, а если не было работы, мастерил себе лук и стрелы, вырезал дудочку или плёл корзинку. Принцессе нравился Чес, его загорелое лицо, медовые длинные волосы и блестящие зубы, задумчивый взгляд и рассеянная улыбка. Он часто уходил в Окрестный лес и всегда возвращался с полными руками: нес пучок мяты или дикого тмина, корзинку ежевики или низку грибов, мыльный корень или горсть орехов. Вот и сейчас он держал в руках ярко-оранжевые цветы календулы.

— Хочешь цветок? — почему-то спросил Чес, хотя раньше только молча кланялся при встрече.

— Нет, — сказала Янтарина. И он пошел дальше, забыв о ней. Но где-то через неделю, проходя мимо, бросил ей яблоко. И спросил:

— Как поживаешь, принцесса? С того дня начались их маленькие, мимолетные разговоры. А потом — долгие и непонятные. Чес всегда говорил что-нибудь такое, отчего Янтарина потом несколько дней ходила задумчивая. Он как будто хотел расшевелить её, вытянуть из подобного сну тихого, безразличного существования. Заставлял удивляться, злиться, спорить, думать. Чес видел тайны даже там, где их не было. Янтарина не замечала даже очевидного.

* * *

Ванда закрыла книгу. Хватит на сегодня, и так уже половина истории позади. Жалко. Чем сказка интереснее, тем быстрее её читаешь. Пришел Котик, и они с Вандой пошли прогуляться. Город из дневного превращался в вечерний. В уличном кафе складывали пёстрые зонты и ставили перевернутые стулья на столы. Владелец книжной лавки уносил ящики с газетами и книгами. У цветочного магазина рассыльный сметал огромной метлой лепестки, листья и обрывки упаковочной бумаги. Мимо прошел фонарщик. В ночном ресторане зажглись огни, заиграла музыка.

— Люблю вечером ходить по городу и заглядывать в окна, — сказал Котик.

— И я, — удивилась Ванда. — А я думала, это некрасиво, подсматривать чужую жизнь.

— Знаешь, всегда кажется, что за чужим окном лучше, чем за своим.

Что там люди счастливы. Они неспешно шли — мимо кондитерской, банка, Школы Хороших манер — и заглядывали в окна. Там на подоконниках пышно цвели фиалки, стояли бронзовые кораблики с белыми парусами, горели маленькие красные свечки. Люди за окнами садились ужинать. Вносили в столовую тяжёлую дымящуюся супницу. Передавали хлеб и горчицу. Разливали чай, звенели ложечками. В одном окне две девочки с золотыми длинными косами разучивали перед зеркалом танцевальные движения. Ванда подумала, что будь у неё сестра, они бы тоже сейчас вместе в своей комнате танцевали при незавешенном окне, а кто-то шел бы по темной улице, увидел бы их и с завистью вздохнул…. В другом окне красивая женщина в белом платье поправляла букет на каминной полке. Потом в комнату вошел молодой мужчина в черном костюме. Он обнял женщину, поцеловал её. Ванда услышала, как вздохнул Котик.