Стеклянная женщина - [11]

Женщина, сотворенная из стекла и покоя. Она прелестна, но ее так легко разбить.

Роуса до боли стиснула ее в кулаке. Позже она обнаружила, что стеклянная фигурка оставила на ее ладони багровый отпечаток.

Голос епископа в сумрачной духоте церкви звучал глухо, воздух был тяжелым от дыхания множества людей и от тепла их тел.

Когда новобрачных благословили, Йоун взглянул на Роусу и потянулся было к ней, словно намереваясь снова погладить ее по щеке, но остановился и опустил руку.

Роуса медленно выдохнула и только тогда поняла, что все это время стояла, затаив дыхание.

Днем он отправился обратно в Стиккисхоульмюр, отказавшись не только от свадебного пира, но даже от брачной ночи; впрочем, Роуса была только рада, что ей не придется впервые делить ложе с мужем под храп спящей напротив мамы.

Увезти Роусу в ее новую жизнь предстояло Пьетюру, вернувшемуся через три недели.

Скаульхольт, сентябрь 1686 года

Уже поздно, но еще не стемнело. Наутро они с Пьетюром будут держать путь на северо-запад; наутро Роуса станет другим человеком. Ей вспоминается «Сага об Эйрике Рыжем», героиня которой, Гудрид, тоже отправилась в чужие края и обнаружила, что всех ее спутников поразил свирепый недуг, а на ее странствиях лежит печать смерти. И тогда Гудрид отыскала прорицательницу, и они вдвоем спели вардлок[9], чтобы защитить себя.

Роуса возится в чулане, укладывая в дорогу белье, и шепчет в надежде уберечься от беды:

Солнце не ведало,

где его дом,

звезды не ведали,

где им сиять,

месяц не ведал

мощи своей[10].

Она неуклюже подхватывает кипу белья, и все падает на пол. Руки ее дрожат.

Когда она возвращается в baðstofa, Сигридюр, выпившая чересчур много brennivín, негромко похрапывает в постели. Пьетюр греет руки у огня. Он всматривается в Роусу, и глаза его в сгущающихся сумерках приобретают цвет темной бронзы. Сперва ей чудится, что он за что-то на нее сердит, но потом она замечает, что взгляд его устремлен на женщину из стекла, болтающуюся у нее на шее на кожаном шнурке. Быть может, ему не по душе трата денег на такие пустяки. Роуса прячет фигурку в вырез платья.

Пьетюр поднимает брови и отворачивается к огню.

– Видала ты когда-нибудь море? – спрашивает он.

– Нет. Как думаешь, понравится оно мне?

Его улыбка кажется насмешливой, словно что-то в Роусе его забавляет.

– Кому-то оно по душе, кому-то нет. Впрочем, как по мне, Йоун выбрал тебя вовсе не за умение работать веслами.

Смешавшись, Роуса переводит взгляд на огонь. Она не столь наивна: ей известно, чего ждут от женщин мужчины.

В наступившей тишине Роуса разглаживает юбки изо льна и шелка – еще один подарок Йоуна.

– Надо думать, семья скучает по тебе, когда ты уезжаешь торговать. – И тут она вспоминает мамин рассказ: Пьетюра ребенком нашли на склоне холма. Краска стыда разливается по ее шее. – Я хотела сказать…

– У меня нет семьи.

Она смотрит на собственные колени. Лен царапает кожу.

– Мне жаль.

– Не стоит меня жалеть, – говорит Пьетюр. – Йоун заменил мне семью.

– Ты называешь его Йоуном?

– А должен звать господином? – Он вглядывается в ее лицо; она изучает собственные руки. – Когда сражаешься с морем не на жизнь, а на смерть, одни лишь волны тебе господа.

– Ты веришь в… духов моря?

– Есть вещи, которых нам не понять.

Пьетюр кочергой ворошит торф в очаге. Рыжие всполохи пробегают по его лицу, и на мгновение оно приобретает устрашающие черты. Роуса видела недавно, как он, наклонившись к реке, ловко пронзил форель острогой.

Он склоняется к ней.

– Люди болтают, будто бы я родился среди huldufólk.

Острые скулы, темные глаза – и впрямь точь-в-точь ухмыляющийся аульв.

Он хохочет, и Роуса вздрагивает.

– Суеверия противны Богу, – отвечает она. Ее ладони мокры от пота. В кармане юбки лежит камень с гальдраставом, который дала ей мама, и она чувствует сквозь ткань его тепло.

Пьетюр насмешливо вскидывает бровь.

– До чего ты набожна, Роуса! Ты бы покорила даже моего дорогого пабби.

– Твоего дорогого пабби? – Он же сказал, что у него нет семьи.

Пьетюр склоняется ближе. От него исходит едкий, звериный запах пота.

– Я верю в то, во что верит каждый исландец, – говорит он. – Библия дает ответы на некоторые вопросы. Но не на все.

– А Йоун? – Роуса перестает дышать.

– И Йоун исландец. Однако ж правда крови не равна правде сердца. – Он впивается в Роусу взглядом, и она отводит глаза.

– А что prestur? Нравится ли ему мой муж?

– Эйидль-то? С ним лучше не знаться. Йоун тебе то же самое скажет. – Пьетюр угрюмо глядит в очаг.

Некоторое время они молчат, только потрескивает огонь да всхрапывает Сигридюр, и наконец Роуса спрашивает:

– Будет ли у меня служанка?

На миг она представляет девушку, похожую на нее саму, кареглазую, с волосами мышиного цвета.

Но Пьетюр качает головой.

– Дом не так велик, и помощь тебе не понадобится.

Образ девушки блекнет, и Роуса внезапно чувствует острое одиночество.

Пьетюр поднимает голову, и в свете огня его глаза сурово блестят.

– И вообще держись подальше от жителей Стиккисхоульмюра. Они только сплетничать и умеют.

Она открывает было рот, но наталкивается на его горящий взгляд и ничего не говорит.

Они пускаются в путь ранним утром. Небо давно уже залито бледным светом, но даже хуторяне еще спят, а коровы и овцы дремлют в полях.