Стеклянная западня - [14]

— Один за всех и все за одного!

Вода лилась на коротко стриженные головы, текла по лбу, затылку и вискам, проникала внутрь под белье, что холодным компрессом прилипало к окоченевшей спине, груди, животу, стекала по ногам вниз. Ноги давно уже стояли в пенящихся лужах.

— Запевай!

Они затянули одну из песен о чести, верности долгу и приказу.

— Сменить песню!

Они затянули, дрожа от холода, другую песню о чести, верности долгу и обязанности выполнять приказ.

— Теперь вы чистые?

— Так точно, господин капрал!

— Разойдись! Быстро по койкам, марш!

Они бежали по каменным плитам и сырой земле, подстегиваемые колючим ветром; из темного коридора, толкаясь и налетая друг на друга, они влетели в казарму. Повалились в постели, мокрые, как были, натянули до ушей одеяла. Свет еще горел. Глухо зазвучали шаги капрала.

— Среди вас есть грязная свинья, не моющая как следует копыта. Ему плевать, что за это расплачивается весь взвод. Парни! — прорычал капрал. — Вы сами позаботитесь о том, чтобы подобное не повторилось! Надеюсь, вы знаете, что следует предпринять! Спокойной ночи!

— Спокойной ночи, господин капрал!

Дверь захлопнулась, свет погас. Мгновение не было слышно ни звука. Потом началось сопенье, толкотня, кого-то тащили по комнате, раздались первые удары, пинки ногами, потом донеслись вздохи, стоны и пыхтенье, слабые вскрики и хрипы, толпа бушевала, пока злоба не улеглась, потому что злость не прошла и не осталось ничего, что могло бы сопротивляться.

Стало тихо.

И воцарился ночной покой.

4

Сами сны были не так приятны, как это парение в полудремоте, между сном и бодрствованием, пусть даже никаких подробностей он не запоминал. Он открыл глаза и тут же зажмурился — ярчайшее солнце ослепило его. Он попробовал повернуть голову, но это не удалось, как и в прошлый раз. Последовательно пытался напрячь мускулы-результат был далеко не обнадеживающим. Пальцы на руках и ногах — вот все, что повиновалось его воле. И еще глаза.

Дышал ли он? Этого он не ощущал. Грудная клетка словно застила, окостенела. А между тем удушья не было. И объяснения всему этому тоже.

Он пошевелил пальцами рук и ног, попробовал согнуть их, потом выпрямить. Сначала это удавалось с трудом, миллиметр за миллиметром, но постепенно они подчинились ему.

Он попробовал представить себя со стороны… Скорее всего, он лежал. Тела он не ощущал вовсе, ноги были вытянуты. Руки, как ему показалось, тоже были вытянуты, да еще широко разведены в стороны, словно на кресте.

Он продолжил упражнения с пальцами, пока кончик указательного на правой руке не наткнулся на какое-то препятствие… Он явно до чего-то дотронулся. С новыми усилиями попробовал он согнуть и вытянуть пальцы, теперь уже средний и безымянный тоже до чего-то дотронулись, тоже твердый предмет, чуть в стороне от указательного. И на него можно было нажать… Раздался тихий щелчок.

— Вы проснулись, — произнес незнакомый голос. — Вы очень долго спали… Говорить — пронзило его мозг… Сможет ли он говорить?

— Успокойтесь! Все будет в полном порядке. — Голос был нежным, и слушать его было приятно. Еще хоть бы несколько слов!

— С каждым днем вам будет становиться лучше. Доктор сейчас осмотрит вас.

Он находился в больнице. Теперь понятно. Но почему в больнице? Он заболел. Или ранен. Что с ним произошло?

— Не пытайтесь сейчас говорить! Вскоре речь вернется сама собой. А сейчас говорить не надо. Опустите векив знак того, что вы меня поняли.

Он на мгновение прикрыл глаза. Он понял.

— Вы хорошо себя чувствуете? Вам что-нибудь нужно? Вы ощущаете боли?

У него не было болей.

— Боли не должны вас мучить, — продолжал голос. — Доктор Миер с этим прекрасно справится. — И после короткой паузы:-Я медсестра Кристина. Но все зовут меня Крис. Если вам что-то понадобится, нажмите снова кнопку. Я здесь специально для вас.

На мгновение в поле его зрения появилось лицо. Карие глаза, чистая, слегка загорелая, отливающая румянцем кожа, нежно очерченный рот, волна белокурых волос, выбившихся из-под белой повязки. Лицо исчезло. Снова тихий щелчок. И тишина… Только тихое гудение приборов, равномерное периодическое посвистывание баллона.

Крис. Она здесь специально для него. Вновь почувствовал он удовлетворение собственным состоянием и всем, что его окружает.

Он болен. Ну что ж, с этим ничего не поделаешь. И потом, он ведь поправится. Он этого не хотел, но, если б он знал, как все будет, он бы сам стремился к этому. Теперь он понимал тех ребят, что сознательно старались надышаться радиоактивными аэрозолями или чуть-чуть смазывали кожу фосфором, а потом поджигали. Но то, что он слышал прежде о госпиталях, что видел сам, не соотносилось с тем, что он переживал в настоящий момент. Добро бы он был государственным деятелем или генералом! Но он был всего лишь лейтенантом-лейтенантом резерва- и никакой особой ценности не представлял. Когда каждую секунду тысячи разрываются на куски, сжигаются в адском пламени, задыхаются в ядовитых испарениях, жизнь отдельного человека не имеет значения. Произошло, должно быть, что-то невероятное, пока он пребывал без сознания. Но это что-то не было плохим — иначе бы его, скромного, незначительного человека, не окружили столь расточительной заботой.