Стеклянная мадонна - [31]

Взаимная ненависть стала вполне осязаемой, приобретя вид тумана, затмившего ее взор. Когда она пришла в себя, он уже стоял в дверях. Таким тоном, словно приговор будущему дочери представлял собой приговор ее собственному сокровенному желанию, он проговорил:

– Да, еще одно: чтобы я больше никогда не видел у нас в доме твоего дражайшего племянника, иначе, клянусь, я отделаю его кнутом.

Он громко хлопнул дверью, пересек лестницу, спустился вниз, миновал холл и оранжерею. Третий лакей Каргилл не успевал распахивать перед ним двери, и хозяин делал это сам, едва не попадая слуге по лицу.

В конюшне не было ни души. На звучный хозяйский зов явились кучер и конюхи, отдыхавшие в помещении над стойлами.

– Оседлать Фэрайл!

– Будет исполнено, сэр.

Конюхи поспешно принялись за дело, видя, что хозяин не в духе, и зная, что глазеть на него в такой момент – значит нарываться на неприятности. Не торопился один лишь кучер Армор, уставший после длительной поездки. К тому же происшествие у ворот завода потрясло его больше, чем он был готов признаться. И вот теперь, почти в девять вечера, хозяин требует седлать лошадь! Ситуацию спасало одно: Фэрайл хорошо отдохнула. Она провела в стойле два дня и была готова мчаться даже в темноту.

Легрендж сел на выведенную во двор лошадь и тут же пустил ее галопом по западной аллее. Это тоже противоречило правилам; Армору пришлось распорядиться, чтобы поутру кто-нибудь прошелся по аллее и устранил рытвины.

Сторож тоже был застигнут врасплох требованием открыть ворота. Когда он, пользуясь привилегией давнего слуги, помнящего еще деда хозяйки, заговорил первым, выразив уверенность, что в доме все в порядке, хозяин удостоил его убийственным взглядом, свидетельствующим о том, что он пребывает не в духе и готов любого стереть в порошок.

Легрендж съехал с дороги на вырубку и пустил лошадь вскачь по кочкам, приходя в себя от быстрой езды.

Через деревню Розиера он проехал уже в сумерках. Мужчины сидели на корточках в пыли перед домами, женщины устроились на ступеньках, широко распахнув вороты платьев, чтобы прохладный вечерний ветерок освежал их потные тела, дети были заняты играми. Завидя его, все прервали свои занятия. Он знал, что его называют Легренджем-игроком, готовым поставить на карту все что угодно, вплоть до последней лягушки и француза-«лягушатника», и был доволен такой репутацией.

Чуть дальше, проезжая шахту, он столкнулся на узкой дорожке с компанией шахтеров, которые, закончив смену, не проявляли желания уступить ему дорогу. Его так и подмывало наехать на кого-нибудь из них, однако он задолжал Розиеру, поставлявшему уголь для завода и дома, поэтому, нанеси он увечье кому-то из его работников – пусть они и не заслуживали называться людьми, – Розиер мог бы взбелениться. Памятуя об этом, Легрендж, не дожидаясь, когда шахтеры сойдут с узкой тропы, чего они, видимо, и добивались, повернул обратно и поскакал домой.

Проезжая через рощу, он увидел справа какую-то толпу. Остановив лошадь и всмотревшись, он понял, что стал свидетелем драки. Заинтересовавшись, Легрендж неслышно подъехал по усеянной листвой земле к дерущимся. Двое уже валялись без чувств, но потасовка не утихала – четверо колошматили одного.

Судя по одежде и низкому росту, все они были шахтерами, вроде дикарей Розиера. Легрендж уже собирался предоставить им самим выяснять отношения, когда один из четверки получил ногой в живот, другой был схвачен за волосы. Пойманный таким образом нападающий перестал загораживать обороняющегося, и Легрендж увидел, что бьют испанца, его работника.

Лошадь врезалась в шахтеров, кнут заработал, и драчуны разбежались, как зайцы, оставив на произвол судьбы двоих своих бездыханных товарищей и помятого испанца.

Спешившись, Легрендж увидел, что испанец пытается встать. Однако ему сильно досталось: затылок был рассечен, оттуда капала кровь, один рукав куртки оторван, рубашка промокла от крови.

– Ты сможешь встать?

– Да, смогу.

Легрендж продел руку ему под мышку и помог подняться. Молодой человек оперся о дерево и на короткое мгновение крепко зажмурился, а потом тряхнул головой, взглянул на Легренджа и произнес:

– Спасибо. Мне повезло, что вы проезжали мимо.

– Далеко же ты забрался от места, где работаешь!

– Мне нравится гулять. По вечерам я далеко забираюсь.

Этот человек работал на него, но у него и в мыслях не было называть хозяина «сэр», на что последний не мог не отреагировать с раздражением.

– Как тебя угораздило сцепиться с целой сворой? – пренебрежительно спросил он.

– Я просто спросил у них дорогу. Подскажите, мол, где живет мистер Джордж Бостон. Мне никто не ответил. Минут через пять выхожу на опушку – а они тут как тут, меня дожидаются. Если бы они набрасывались на меня по двое, я бы их раскидал, но с такой толпой никому не справиться.

Он вытер кровь со рта и щеки. Легрендж пристально смотрел на него. Значит, ищем Бостона?

– Зачем ты ищешь мистера Бостона?

– Он держит лошадей. Он их разводит. Мне рассказал об этом один человек на заводе. Как бы мне хотелось снова работать с лошадьми! – Он склонил голову на плечо и почти извиняющимся тоном объяснил: – Не гожусь я в стеклоделы. Я уже говорил вам об этом. Деньги платят хорошие, у меня впервые стали водиться деньжата на выпивку. Я не прочь выпить, но там все такие пьяницы… И еще профсоюз: хочешь не хочешь – вступай. А я не люблю, когда меня принуждают. Чем не рабство? Нет, мне подавай лошадок.