Стекло - [62]

– Нет.

– Да. Как иначе ты объяснишь, что даян уехал на неопределённый срок, а я сижу здесь, живой и здоровый?

Этот вопрос крутился в голове Алярин с того момента, как Ка вошёл в комнату. Как он выжил? Даян не умеет прощать, даян не умеет сомневаться, даян не меняет цель. Он вернулся сюда, в эту комнату, сел на стул и сказал: всё кончено, и Алярин поняла – Ка мёртв. Это случилось несколько недель тому назад, а потом даян собрался и уехал. Я вернусь, сказал он, вернусь и заберу тебя отсюда. И она поверила, потому что даян не умел врать.

Значит, он соврал.

– Я вижу, что происходит внутри тебя, – сказал Ка. – Ты так и не научилась скрывать мысли, твоё лицо – как открытая книга, даже в таком состоянии.

Состояние лица, к слову, было уже сносным, не считая зубов. Синяки под глазами прошли, гематомы сдулись, а сломанный нос почти сросся, причём ровно – даян вправил и верно закрепил его.

– Тогда объясни мне, – сказала Алярин.

– Я за этим и пришёл. Но кратко не получится.

Алярин ничего не ответила. Она ждала.

– Этот бизнес образовался задолго до моего рождения. Им владели разные люди. Они воевали между собой, отбирали его друг у друга, по-разному бывало. Двадцать лет назад я понял, как избавиться от межусобиц, как переставить колосса с глиняных ног на стальные. Мой отец был священником. Хорошим священником. Я сидел на его проповедях, слушал его слова и смотрел на лица прихожан. И видел, какое слово попадает в самое сердце, а какое – проносится незамеченным. И знаешь, я согласился пойти в иешиву, как он и хотел. Окончил её с отличием. И начал проповедовать. Только не то, что проповедовал мой отец. Я придумал свою религию, во главе которой стояло Стекло. Постепенно меня начали слушать. Сначала обычное быдло. Алкоголики, бездомные, всякая подзаборная шваль. Потом рядовые бойцы. Потом торговцы. А потом меня услышал Абрахам – повелитель Стекла, как он себя называл. И ему не понравилось то, что я говорил. Потому что Абрахам ставил себя превыше прочих, а я говорил, что Стекло управляет человеком, но не наоборот. Абрахам приказал меня убить. Но меня не убили. Потому что тот, кого он нанял, уже верил мне, а не ему. И тогда я приказал убить его. Так я стал тем, кто я есть. И много лет ничего не менялось. Много лет всё было хорошо. Я расширил дело. Я не просто торговал Стеклом, я убедил всех, что Стекло может стать их частью и не убить при этом. Я назвал это «дышать Стеклом». Они приходили и продолжают приходить, их привязывают к кроватям и закачивают в их вены стеклянный порошок. Так им говорят. На самом деле там обычный опиум. Ничего особенного. Просто в десятки раз дороже. Я показал это даяну, но он, кажется, ничего не понял.

– И никто не догадывается?

– Нет. Раз в пару месяцев я касаюсь кого-нибудь из них настоящим Стеклом, и он умирает, скрючивается, иссыхает. И я говорю: ещё один достиг совершенства. А они верят. Но это неважно. Важно, что для конкуренции на этом рынке нет места. Или сожрёшь ты, или сожрут тебя. Нельзя держать один канал, а второй оставить кому-то другому. Нужно владеть всем. Это Хан может драться за сферы влияния с такими же, как он, торгашами. У него гашиш, героин, метаквалон и прочая дрянь. Её полно, на всех хватит. А Стекла мало. Очень мало. Поэтому здесь – только я. И поэтому у меня нет слуг и подручных, у меня есть верующие. Фанатики. Они верят в Стекло, а не торгуют им. Каждый из них даст руку на отсечение, чтобы дотронуться до Стекла. Хотя бы попробовать, вдруг они – из этих. Из других. Таких, как ты. Таких, как Проводник.

– Таких, как ты? – вдруг спросила Алярин.

Она попала в точку – Ка потупил взгляд и на время замолчал.

– Нет, – сказал он наконец. – Не таких, как я. Я не дотрагивался до Стекла. Я обычный.

– Тогда ты просто торгаш. Как Хан.

– А ты умеешь жалить.

Она улыбнулась. Выглядело это жутко, и Ка отвёл взгляд.

– Мне продолжать?

Она пожала плечами.

– Каждый из моих людей хочет дотронуться до Стекла. Но никто не может решиться. Они рядом со Стеклом каждый день. Любой может разломать упаковку и достать стеклянную птичку, или стеклянного жучка, или стеклянный цветок. Я не запрещаю, всё можно. Но знаешь, ни один пока не смог. Все боятся. Я могу положить кусок Стекла возле любого из них, и он даже не протянет руки. Скорее наоборот, сделает шаг назад. В этом суть веры. Стекло для них – воплощение Господа. Не просто Господа, но Господа карающего, Господа жестокого. Се Иегова-Кана, ревнивый бог, и он простит им всё что угодно, кроме другого бога. Они должны верить в Стекло и не должны верить более ни во что. Даже в меня.

– В тебя и не надо верить. Вот ты сидишь.

Ка улыбнулся.

– Это правда. Поэтому они верят в Стекло. А слушают – меня. Я ведь умею говорить со Стеклом. Я могу касаться его.

– Для них.

– Для них. Но важно ли это?

– А если кто-то узнает?

– Не узнает.

– Если я им скажу?

Ка ещё раз улыбнулся.

– Ты не скажешь, Алярин.

Оба замолчали. Вошла старуха, неся отвар лечебных трав. Отвар Алярин не нравился, он сильно горчил и плохо пах, но старуха упорно поила её трижды в день, и Алярин не отказывалась. Может, он действительно помогает.