Стая Тамерлана - [93]

Шестеро «следопытов», двое вооруженные снайперскими винтовками, остальные с автоматами, растянувшись неравномерной цепочкой, прочесывали рощу. Шли они шумно, громко переговаривались, и были похожи скорее на толпу загонщиков, чем на охотников, выслеживающих опасную дичь. Основной темой обмена мнениями были их пропавшие коллеги, посетившие «Свечу» не далее как вчера. В том, что они не покидали ресторана, убеждал оставленный перед входом синий джип. Однако самих ребят нигде не было. Стоящий рядом с джипом «Сааб» тоже был осмотрен. Ну, на нем приехал этот, Аркашин дружбан, понятно. Но могла ведь быть еще какая-нибудь машинешка. Может, пацаны в город за бабами двинули? А что, дело молодое, так, скорее всего, и есть…

— Сюда! Сюда! Быстрее! — воскликнул ушедший немного вперед следопыт.

Вскоре бойцы сгрудились около него. Зрелище перед ними предстало неслабое. Так вот где они были, пропавшие!

Посреди небольшой вытоптанной поляны, носящей явные следы борьбы, на спине растянулся посланный вчера в «Свечу» парень. Его неестественно повернутая в сторону голова держалась практически на одном позвоночнике. Мягкие ткани передней поверхности шеи были размолоты, словно по ним прошлись бензопилой. Труп второго таинственно исчезнувшего лежал неподалеку, и вид его был не лучше.

— А мы-то что про них думали! — протянул кто-то.

— Екарный бабай! Да что это, Чепура? Что с ними сделали?! — дрогнувшим голосом спросил у командира один из парней.

— Вашу мать! Санька Френц! И Валька! Вот они где! — простонал Чепурко и повторил, стягивая с головы вязаную шапочку. — Вашу мать так! Да я за них все здесь размету! А я-то думал — перепились, блин! А они — здесь! Да я этих гадов собственноручно замочу! Друг он или не друг Заседину, этот депутат, мне плевать, а без них здесь не обошлось! Собственноручно, бля! Всех!

— Но это же, типа, зубами их…

— Да вижу я! Не слепой! Где эти суки зубастые, а? Где?!

Никто не знал ответа, и над поляной воцарилась растерянная тишина. Повисла невольная, и от того еще более искренняя минута молчания. Слышно было только негромкое сопение переживающих потерю мужчин. Все остальные звуки словно бы отодвинулись и слились в равномерный шум.

* * *

Этот момент подавленности тонко уловили непосредственные виновники произошедшей здесь накануне трагедии. Занятые созерцанием останков зверски убитых товарищей, люди не заметили, как в нескольких метрах от них материализовались три крупные собаки. Лучшего момента для нападения не смог бы выбрать и непобедимый завоеватель Чингисхан.

Овчарки не стали дожидаться, пока на них обратят внимание, они стремительно бросились в самую гущу тесно стоящей добычи. Бойцы «Кирасы» в одночасье лишились главного козыря — возможности применить огнестрельное оружие.

Действие на авансцене леса изменилось в мгновение ока — на место полного скорби немого акта пришла круговерть сверхдинамичной борьбы. Рык, вопли, невнятные ругательства, хрипенье смешались в нем.

Алабаи действовали подобно волкам, ворвавшимся в стадо овец. Они не задерживались на ком-то одном, но с бешеной энергией метались от человека к человеку, нанося каждый раз ужасные раны. Не зря говорят, что серые хищники режут скот. Именно режут, а не загрызают. Точно так же собаки резали своих врагов. Укус, мгновенное движение головой, отскок, бросок к новой жертве. Это была древнейшая манера нападения рода собачьих, единственная тактика, способная нанести максимальный урон множеству атакуемых. Сейчас в них в полной мере проявились плоды тамерланова замысла — на первые позиции вышли навыки, привнесенные некогда генами огромного вожака.

Ошеломленные в первые секунды кирасоцы пытались сначала противопоставить разъяренным тварям навыки рукопашного боя. Они размахивали автоматами и винтовками как дубинами, отбивались ногами, но чаще их неверные удары попадали в своих же товарищей. Раздался выстрел. Ему ответил полный страдания и ужаса возглас, совсем не звериный.

Этот вопль оказался поворотным, люди дрогнули, они перестали сопротивляться и побежали. Многие побросали оружие. Но четыре ноги всегда быстрее двух. Собаки не оставили своих приемов. Мощными прыжками они сбивали то одного, то другого человека и тут же устремлялись за следующим. Это был их пир, вершина заложенной в них кровожадности. Если животные способны мечтать, то именно такое побоище могло видеться в радужных снах воспитанникам хромого псаря.

Двое парней уже не могли подняться, они истекали кровью. Остальные спотыкаясь, падая и цепляясь за ветви, пытались выбраться из устроенного в леске за «Свечой» ада.

Вот еще один боец с разорванной рукой и окровавленной шеей рухнул под тяжестью обрушившегося на него Атрека. Он попытался встать, когда пес кинулся к другому, но завалился на бок и, захлёбываясь, закричал тонким бабьим голосом.

Бывший лейтенант Чепурко теперь был единственным не бросившим автомат. Он отступал, отбиваясь прикладом от собак и короткими ругательствами от наваливающейся на него паники. Его искусанное тело вопило от боли, затмевающей разум.

Командир стряхнул очередного нападавшего, разорвавшего ему плечо, поскользнулся и упал на одно колено. Следующего броска он уже не выдержит. Волна безысходной ярости заполонила сознание Чепурко. Он направил оружие в сторону побоища, которое виделось ему сейчас как бордовое марево с дергающимися в нем черными призрачными кляксами, и широким огневым веером окатил проклятое место.