Ставленник - [2]

Уездники, дети сельских церковнослужителей этого уезда, живут преимущественно с уездниками да с одним или двумя словесниками. Квартира с пищею каждому обходится в четыре и пять рублей, если не допускается роскоши, как то: не пьется чай, нет жаркого. По отъезде из деревни или села сын получает от матери пудик муки, которая отдается хозяйке для печения. Одной ковриги или булки уезднику достанет на три дня, а хозяйка экономничает так, что пуд муки достает уезднику на две или на три недели. Отец шлет каждый месяц сыну три или пять рублей — и сын покупает сам с рынка ковригу ржаного хлеба, калачей и молоко, которое носит торговка из завода через два дня. Вставши утром, семинарист съедает ломтик хлеба или калач, который стоит одну копейку серебром, припивая молоком. Обед — то же. Если у семинариста есть лишние деньги, он покупает говядины, крупы и картофеля, и хозяйка варит каждому или всем в общих горшках щи и кашу. Надо заметить, что семинаристы, живущие на квартирах, дружны — у них круговая порука. Все знают, что Попову отец прислал только два рубля. Попов издержал за квартиру один рубль и один — на щи и кашу с хлебом и молоком, которыми угощал товарищей при безденежье, — то, значит, Попова надо посадить за общий стол. Общий стол состоит из общины. У каждого семинариста есть мешочек с крупой и мешочек с хлебом или калачами; мясо хранится на хозяйском погребе. Утром каждый вынимает мешочек.

— Что сегодня — щи?

— Давай.

— У меня, брат, смотри: выдуло! — и семинарист вывертывает наизнанку свой мешок.

— Ну, и весь зубы на спичку.

— Елтонский, дай горсточку!

— Ну, нет, брат. Попроси у инспектора.

Все хохочут, а семинарист чуть не плачет.

— Дай, Вася… отдам…

Вася колотит просителя по голове кулаком, прочие тоже накладывают, приговаривая: «Вот тебе щи, вот тебе каша»; а один барабанит по спине неимущего кулаком, приговаривая: «Каша наша, щи поповы»…

Оказывается, что только у одного семинариста есть крупа.

— Вы что же? — спрашивает он товарищей.

— Дай! дай! дай!.. — кричат товарищи.

Если товарищ не дает крупы, крупу отнимают силой или заставляют его самого класть крупу в горшок.

— Клади за меня!

— И за меня!

— Я две горсти положил, — будет.

— А за меня клал?

— Да будет две горсти на всех!

— Как, братцы, по-вашему: плут?

— Надувало, блинник!

— А за это что следует?

— Качай его в три лопатки!

И семинаристы заставляют класть на всех по горсти, так что у него остается только горсть. Товарищи смеются.

— Ничего. Проживем и на аржанушке, а как получим от отцов — расквитаемся.

Случается, что от купленной только что вчера на всех говядины пять фунтов сегодня утром ни чуточку в погребе не оказалось. Это объявляет хозяйка. Приходит она в комнату, где все семинаристы в сборе и уже, с книжками в руках, собрались идти в семинарию.

— Молодцы! Беда какая вышла! — говорит она, хлопая руками по бокам платья.

— А что?

— Да говядину-то вашу кошка, будь она проклятая, слопала.

— Как же так?

— А так, слопала — и все тут.

— А мы этой кошке голову свернем.

— Ой, что вы, ребятушки! Мой буско такой умник и всё…

— Да как же слопала-то? Поди, плохо лежала?

— Знаете ли: в вечор заперла его в погреб, потому, значит, хомяков тьма-тьмущая. А мой буско горазд… одно слово — умник… Ну, и заперла, значит, на самый замок, как есть заперла. Прихожу сегодня утром за коровницей… [1] Только, знаешь ты, сударь ты мой, взглянула в то место на полку, где ваша-то говядина была положена, взглянула — нету! Ах, пропасть! Пришла к полке, пощупала, вот этой правой рукой, — нету! Эх, думаю, на моих молодцов все неудача… Уж я буска-то стегала-стегала ремнем, больно стегала… Вор — парень!

— Так как же теперь?

— Да не знаю… Говядины нету… Дадите денег — новой куплю.

— Вот-те и щи…

Один запел: «Воскресения день, села баба на пень…»

— Вы, хозяюшка, сварите из своей.

— Что вы, молодцы! из своей!.. нету! Не постояла бы… Право слово, нету, да и пятница сегодня.

— Купите, пожалуйста.

— Дайте денег.

— Да нет. Отцы не прислали.

— Эко дело. Я ужо сбегаю к соседке, может даст.

Хозяйка уходит, а семинаристы гвалт подняли. Один говорит: «Хозяйка украла», другой говорит: «Она не впервой ворует, надо уличить ее», третий кричит: «Братцы, на другую квартиру съедем», и проч., наконец соглашаются, что на этой квартире хорошо: хозяйка ласковая, часто на рынок ходит, не сердится, когда мы кричим и поем песни, а если съела, так черт с ней: нам лучше, а жаловаться некому, да и не стоит.

Если у кого-нибудь есть щи или каша, то обедают все. При этом, конечно, хозяин приглашает только своего друга, друг этот просит товарища пригласить своего друга, да и хозяину совестно не пригласить остальных, иначе он неприятности от них наживет: сначала обедать ему не дадут в удовольствие, потом отомстят ему, — и обедают все вместе. Если ни у кого нет ни крупы, ни мяса, каждый ест ржаной хлеб.

Бывают у этих семинаристов праздники тогда, когда к одному из товарищей приезжает или отец, или брат, или просто церковнослужитель родного села. Тогда этот господин с самого начала знакомится со всеми семинаристами квартиры (живут на квартирах, в одной комнате или в одном доме, уездники и словесники из одного села и братья родные, но это редко, потому, во-первых, что однопоселян мало, братьев тоже мало, и, во-вторых, философы и богословы живут отдельно от уездников, как люди, занятые высшими науками, люди, готовящиеся в священники или еще выше, и если у них есть братья, то эти братья живут с ними, но об них я скажу дальше); такой господин, познакомившись со всеми семинаристами квартиры, дает денег своему родственнику, под видом постоя на его квартире, а если у него есть лишние деньги, то дает и в долг. Тогда покупаются на счет приезжего или приезжих разные сласти, водка, и угощаются всею компаниею. Тогда все равны, и разгул — «что твоя малина»… Но это бывает всего несколько раз в год.