Ставка на мертвого жокея - [50]

Потом он вдруг забыл про двадцать четвертую годовщину своей свадьбы (25 января). Его жена Нарцисса как-то странно глядела на него в то утро, а он, спокойно читая вчерашнюю вечернюю газету, размышлял: нет, в Вашингтоне никогда не будет порядка; но это, нужно сказать, его не сильно трогало. Пришло письмо от их сына, который учился в Алабамском университете, — он сунул его в карман, даже не распечатывая. Адресовано только ему, и он заранее знает, о чем там речь: сын снова просит денег. Мортон обычно адресовал свои старательные, прилежные письма домой обоим родителям. В Алабаме учился в силу необходимости, так как оценки его при собеседованиях оказались не столь высокими, чтобы открыть ему доступ в такие престижные университеты, как Йельский, Дортмутский, высшее учебное заведение Уильямса, Антиохия, колледж Нью-Йорк-Сити или даже Колорадский.

Нарцисса поинтересовалась, не приготовить ли рыбу на обед; он ответил: «Ради бога», но она тут же заявила, что покупать сейчас рыбу — это настоящее преступление, насколько она дорога, и он согласился с ней: нет так нет. Осведомилась, нет ли у него неприятностей; он заверил жену, что все в порядке, поцеловал ее и, покинув свой дом на 224-й улице, направился к метро, где ему пришлось простоять в плотной толпе всю дорогу до самого офиса, и он стоя читал утреннюю газету. Родители Нарциссы какое-то время жили во Франции — отсюда и ее редкое имя, он уже давно к нему привык. Читая газету в переполненном вагоне, он без особой ярости желал, чтобы все те люди, о которых пишут в газетах, куда-нибудь исчезли.

Хью пришел на работу первым. В своем уютном кабинете сел за письменный стол, оставив дверь открытой — приятно смотреть на пустые столы и наслаждаться тишиной. Вдруг он вспомнил, что за завтраком Нарцисса несколько раз как-то дергала носом, и ему показалось, что она вот-вот расплачется. «Интересно почему», — подумал он, но тут же прогнал эту мысль — все узнает в свое время. Для Нарциссы слезы — дело привычное, плачет от пяти до восьми раз в месяц.

Работал Хью в издательском доме, который готовил сейчас к выходу в свет однотомную полную энциклопедию — на тонкой китайской бумаге, с семьюстами пятьюдесятью иллюстрациями. Ходили разговоры о том, чтобы назвать ее Большой карманной энциклопедией, но пока ничего, по сути дела, не решено. Хью в этот период трудился над буквой «S». Сегодня нужно подготовить статьи по таким темам: Сор, Содиум (натрий), Софокл и Сорренто. Максим Горький когда-то жил в Сорренто, из ста двадцати трех пьес, написанных Софоклом, до наших дней сохранилось только семь — это Хью помнил.

Нельзя сказать, чтобы Хью не нравилась его работа, но не тогда, когда вдруг появлялся мистер Горслайн, владелец и главный редактор издательского дома; ему ужасно нравилось стоять за спинами сотрудников и молча наблюдать, как они работают. Как только в кабинет входил мистер Горслайн, у Хью начинало щемить в паху.

Седовласый мистер Горслайн, любитель твидовых костюмов, с лицом и фигурой пикадора, начал свою издательскую карьеру с выпуска календарей. До сих пор они издавали громадное количество самых разнообразных календарей — порнографических, религиозных и прочих — по мере возникновения спроса на них. Хью оказался просто незаменим при выпуске календарей, ибо помнил такие важные даты, как смерть Оливера Кромвеля1 (3 сентября 1658 года), и в какой день Маркони2 послал свое первое радиообращение через Атлантику (12 декабря 1901 года), и когда отправился в свой первый рейс пароход из гавани Нью-Йорка в Олбани (17 августа 1807 года).

Мистер Горслайн по достоинству ценил его особый талант и по-отечески опекал Хью, заботясь о его благополучии. Свято верил в эффективность гомеопатических лекарств, а также в пользу для здоровья сырых овощей, особенно баклажанов. Непримиримый враг очков, выбросил прочь свои еще в 1944 году, когда прочитал книжку об особых упражнениях для укрепления глазных мышц. Убедил и Хью расстаться с очками, что тот и сделал на несколько месяцев в 1948 году, однако все это время — не так уж мало — его постоянно мучили головные боли. Мистер Горслайн велел ему не унывать и выписал в гомеопатической аптеке какое-то средство — принимать микроскопическими дозами. Стоило Хью проглотить несколько шариков, как начиналась адская боль в голове, словно ему раскроили череп.

И вот теперь Горслайн стоит у него за спиной, уставившись в его очки с упрямым выражением лица, — можно подумать, это не Горслайн, а итальянский генерал-ирредентист3, оглядывающий желанный Триест.

Состояние здоровья Хью — нельзя назвать его очень плохим — явно за последнее время пошатнулось. Часто выступал холодный пот, а глаза после ланча почему-то наливались кровью. Такие изъяны, конечно, нелегко скрыть от чужих глаз, тем более тот факт, что в холодную погоду он по нескольку раз за час стремительно выбегал из кабинета в туалет. В такие холодные периоды мистер Горслайн нарушал свое обычное молчание и объяснял страдальцу, какие диеты необходимы для улучшения зрения и работы почек.

Сегодня утром Горслайн уже дважды заглядывал в кабинет Хью. В первый раз, постояв молча за его спиной минут пять, удивился: