Статьи о русских писателях - [4]
«Натуральный материал» записных книжек писателя с особенной точностью воспроизводит своеобразие языка и выразительность говорившего. Очевидно, какому социальному типу должна принадлежать, например, такая реплика: «Ах милые мои, родимые! Анделы вы мои любезные. Простите вы меня! Ах!.. Как бы мне вас, милые мои, не обидеть! А обижу, простите Христа ради». Так и чувствуется здесь разбитной, легкий на язык мещанин, который знает, что ему простится, как бы ни были обижены «анделы мои любезные», которых он, по собственному убеждению, кое в чем превосходит. Часто такие записи бывают чрезвычайно кратки, и тем не менее очевидно, что они содержат в себе значительную и характерную черту интересующей писателя действительности. Характерна такая запись, сделанная на пути из Якутской области и, как все сибирские заметки, отличающаяся особенной краткостью:
«Шум, споры.
— Отчего у вас такие споры? Неужто между собой не можете разобраться?
— Такая наша обязанность, ямщицкая.
— Ничего не поделаешь».
Опять–таки этот отрывочный разговор указывает на определенные обстоятельства, в связи с которыми он только и может быть с особой выразительностью воспроизведен.
Позднее Короленко расширял подобные записи, полнее и ощутимей намечая черты говорившего и сразу устанавливая последовательность и темп диалога. Вот запись 1889 года, полностью (несколько в исправленном виде) вошедшая в рассказ «Река играет».
«— Беда моя. Голову всеё разломило.
— Отчего? — От Тюлина несло довольно явственно водкой.
— Отчего? Кабы выпил — ну! А то не пил.
Он подумал.
— Давно не пью я… Положим, вчера выпил.
Опять подумал.
— Кабы много. Положим, довольно я выпил вчера. Так ведь сегодня не пил.
— Видно, с похмелья.
Он серьезно посмотрел на меня. Мысль показалась ему вероятной.
— Разве либо от этого, ноньче немного же выпил.
Пока таким образом Тюлин медленным, но тем не менее верным путем приближался к истине, — на том берегу между кустов замелькала по дороге над речкой телега».
Основные черты Тюлина, блестяще воспроизведенные в известном рассказе, уловлены уже в приведенных и продолжающихся далее записях «с натуры». Короленко из великого множества изученных им за время его скитаний по Поволжью людей отобрал этот богатый и знаменательный для тогдашней действительности тип и образом его, по выражению М. Горького, сказал «огромную правду».
Близки к таким записям и рассказы, занесенные писателем в записную книжку с чьих-либо слов. Как и всюду, Короленко сохраняет в таких случаях выразительность языка рассказчика, стараясь передать рассказ таким, как он его слышал сам. Сказочный сюжет, записанный Короленко на ветлужском пароходе, начинается так: «Жили–были старик со старухой, да и то же самое, как мы грешные, дожились до того же. Потому, видишь ты — старичок охотничек был, а у охотничков, знаешь сам, — что у киловязов, да у коновалов — поись нечего». Иным языком записан рассказ Петра Михайлова, бывшего солдата, с которым встречался Короленко в Румынии; уже начало этого рассказа прекрасно передает своеобразную выразительность речи этого бывалого, прошедшего «сквозь огонь и воду» человека: «Миколаевский был, у Севастополь ходил. Трудно было, ах трудно было под Севастополем. Много народу погибло. Товарища моего из одной деревни убили. Его вбили, а говорит: —• Слушай, Петр Михайлов, вбили меня. А у меня деньги. Так пропадуть деньги дарма. Бери из штанов себе 400 рублей, все бери. Вбили меня. — А я говорю: не возьму. — Почему не возьмешь, пропадуть (придуть после у поле турки или эгличи, как вороны на падаль, возьмуть усе равно). — Пущай беруть, а я не беру. Сейчас, говорю, тебя вбили, а потом меня убьют. Тут такой базар, что без денег себе смерть купишь. Не надо. — Ну прощай, — говорит. — Прощай. Помер. А я остался».
Внося в записную книжку чаще всего разрозненный фактический материал, Короленко иногда здесь же набрасывает и контур будущего произведения. Как правило, это делалось так: в изложение натурального материала вставляется прямое отступление, высказывающее отношение писателя к наблюдаемой действительности и намечающее в связи с этим круг вопросов, которые должны быть подняты в произведении. Такое отступление, имевшее место и в рассказах и очерках Короленко, определяет собой не только точку зрения, с которой писатель смотрит на излагаемые события, но и конструкцию будущего произведения. Изложение, например, фактического материала в записной книжке, которую вел Короленко по пути в сибирскую ссылку, снабжено таким отступлением: «Что рассказать, какие нарисовать картины? Громадность расстояний, единообразие, пустота и ширь, необъятная, величавая, дикая… Степь, так уж степь, река, так река — море; волны да небо, да низкий ровный, точно срезанный берег, поросший мелкой «талой». Лес — тайга непроходимая… А между тем эта пустота имеет свою физиономию. Она говорит вам своим языком, смотрит на вас своим, ей только свойственным взглядом… Попробую… Но для этого позвольте мне познакомить вас с моим спутником и чичероне».
На этом запись и обрывается, но читатель, усвоивший литературную манеру Короленко, уже представляет себе возможную композицию этого неоконченного произведения.
