<Статьи о народной поэзии> - [60]

Какая поэтическая и умилительная картина любви к родине со стороны оскорбленного ею сына!.. Сколько простодушия, чувства, любви, бесконечного стремления и порывания выражаются в простых, но глубоко поэтических словах умирающего гражданина Великого Новагорода! Последняя мысль, последнее слово изгнанника – благословение неправой, но все милой родине!.. Да, это поэзия! Тут есть мысль – и мысль глубокая!..

Глеб Олегович женится, а Змей Тугарин грозит потопить Ростиславль. Старый посадник Юрья Никитич дает совет князю – послать послов к Тугарину. Змею понравилось смирение князя; он вступил в переговоры, принимал от послов хлеб-соль и съедал за единый раз. Послы говорили, что мир готовы урядить, а дани не ведают за собою никакой. Змей называет их смердами Ростиславичами и ссылается на записи. Хитрый старый дьяк Чеботок развернул записи поручные и свел по ним, что долгу нет. Змей требует мешка золота за Ростиславичей, мешка серебра за отцов их и мешка каменьев самоцветных за дедов; иначе грозит затопить город, а жен в Орду продать. Здесь Змей Тугарин – ясно апофеоза татар, обыкновенно делавших набеги свои из-за Оки, и прежде всего опустошивших Рязанское княжество. Хитрый дьяк Чеботок просит у Тугарина мешков и, получив, думает их сжечь: без мешков-де не во что будет и дани собирать. Но посадский Юрья Никитич думает иначе: ему жаль золотой казны княжеской, и он напустил на дьяка Чеботка: «А постой ты, дьяк! А и погоди ты, дьяк! А ты-то, дьяк, злой еретик, заодно с Тугариным держишься еретичества. А и знаю я, как тебя изнять, а и знаю я, как тебя со бела света согнать!» Взял да и посадил дьяка в мешки, да и послал к Змею. И он, дьяк Чеботок, на ту пору догадлив был: давай мешки глодать, свету божьего искать; как проедал он един мешок, два зуба сломал; как проедал он второй мешок, три зуба сломал; как проедал он третий мешок, все пять сломал. И начал дьяк Тугарину всю вину на посадника слагать, что жаль ему золотой казны княжеской. И стал Тугарин пытать дьяка, сколько-де у князя золотой казны, каменьев самоцветных и силы ратной. «А и право скажу, ничего не утаю: лишь, дядюшка, окунись в Оку, да достань белосыпучего песку». Змей достал и подал дьяку, а дьяк учал бегать по полю, утекаючи к городу, крича: «А и вот какова сила ратная у молода князя Глеба Олеговича!» И туто Тугарин догадался, что дьяку в обман дался, а догадавшись, давай Оку-реку гонять, город Ростиславль затоплять. А дьяк, пришедши в город, объявил князю, что Змей готов на мир, да только хочет переговоры вести с одним посадником Юрьем Никитичем. И тому-то старый посадник веру имал. А и не знал он, старый посадник, что дьяк-то его избывал. Да и дьяку ли веру имать? И волчья снасть у дьяка на зубах; пулы берет, на суды сыды (?) ведет. Змей почел посадника за дьяка, в другоряд в обман не хотел даться, и туто его, старого посадника, съел за един раз. И дьяк Чеботок на ту пору догадлив был: он, злодей, в воротах за старичища стоял, да на стара посадника смотрел. Как-де завидел он, дьяк, что Змей Тугарин стара посадника съел, то и давай кричать: «Ай, батюшки, беда! Ай, родимые, беда! Не стало нашего посадника, Юрья Микитича, на белом свете. Уж его ли, родимого, Змей Тугарин съел. А что мы, сироты, будем без него!» И его дьячьи слова скоро до князя дошли; а никто про то во городе не ведает, а никто про то не узнает, что то дьячья стряпня, стара дьяка Чобота.

Этот интересный эпизод о хитрых проделках дьяка Чобота показывает, что поэзия иногда лучше всех летописей может быть историческим фактом{173}. Дьяки Чоботы мало изменились с тех пор…

Князь Глеб собирает войско, идет на Тугарина, попадает ему стрелою в правый глаз; но рязанцам скоро стало не в мочь. Тогда Акундин напустился на Змея Тугарина и убил его. Князь Глеб одарил его шубою соболиною, гривною золотою, а князья и бояре повели его, Акундина, под белые руки во гридницы княженецкие, сажали за столы дубовые, за скатерти браные, за ества сахарные, прошали хлеба-соли покушать, белыих лебедей рушить. Князь оставлял его у себя, жаловал боярством, давал усадьбище немалое, палаты посадничьи. Но Акундин от всего отказывался и поехал на своем суденышке оснащенном в Киевград. Доехав до Мурома, он узнал, что татары полонили много народу из Мурома и дочь воеводы муромского, Настасью Ивановну. Акундину стало жаль добрых муромцев, а жальчей того (дочь) воеводы муромского. Он отправился на своем суденышке в Орду немирную, перебил ее всю до одного человека, и выручил из полону Настасью Ивановну, и отправил ее вперед в Муром с молодым боярином Замятнею Микитичем, который ходил с ним в Орду из Мурома. На дороге ему попалась другая Орда – он и ту изрубил. Приехал в Муром, а там свадьба: Настасья Ивановна выходит за Замятию Микитича. Воевода говорит Акундину: «А и думали мы, что тебя в живых не стало; за твои услуги великие награжу я тебя золотой казной, а на нашей лебедушке не погневайся». Уезжая, Акундин слово молвил: «Не дай же то, боже, вовек в Муроме бывать, того воеводу муромского видать; а и его-то, воеводины, слова перелетные –