Статьи о Библии - [9]

При чем здесь эта история? Ведь в 39–ой главе мы снова встречаем Иосифа, на сей раз уже в Египте. Сторонники «исторической критики» видели здесь лишь случайное нагромождение материала, руку неумелого редактора, который «вклеил» вставной эпизод, не задумываясь о цельности произведения. Но Олтер отмечает совпадение мотивов и даже мелких деталей в двух повествованиях. Они действительно на первый взгляд совершенно несхожи, но внимательное чтение позволит нам найти немало общего между двумя сюжетами:

Иосиф и его братья	Фамарь и Иуда
Иаков любит Иосифа больше остальных сыновей, что вызывает зависть братьев.	Иуда любит сыновей и потому отказывает Фамари в законном браке со своим младшим сыном.
Сыновья Иакова предъявляют ему одежду Иосифа (со словами хакке́р–на, дословно «опознай»), и тот опознает ее.	Фамарь предъявляет Иуде его собственные вещи (со словами хакке́р–на), и тот опознает их.
Иуда с братьями обманывает своего отца Иакова, вымазав кровью козленка одежду Иосифа, предмет его былой гордости.	Фамарь обманывает своего свекра Иуду, потребовав у него в залог за козленка его печать, перевязь и посох, т. е. знаки его достоинства.
Иосифа сначала хотят убить, но потом оставляют в живых.	Фамарь сначала хотят убить, но потом оставляют в живых.

Сходство этих двух историй было замечено давно. Полтора тысячелетия назад автор мидраша «Берешит Рабба» (84:11,12)[5] писал: «Святой, будь Он благословен, сказал Иуде: ты обманул своего отца при помощи козленка. Фамарь обманет при помощи козленка тебя самого… Ты сказал своему отцу: «опознай!» Фамарь скажет «опознай!» тебе самому». Что объединяет в данном случае автора мидраша и современного ученого— это отношение к тексту как к единому целому, в котором различные элементы соединены не хаотичным и случайным образом, а с определенной целью. Автор мидраша рассмтраивает текст глазами богослова и моралиста, а ученый— глазами литературоведа, но эти два подхода не столько противоречат один другому, сколько дополняют и подтверждают друг друга. Впрочем, можно отметить, что сходство между двумя историями на этом не кончается. Иуда, в частности, не только услышал слово «опознай», но и узнал на собственном опыте, что́ значит потерять сына, причем дважды.

Вслед за Олтером, совпадения между этими двумя повествованиями подробно исследовал П. Нобл[6]. Он расширил поле зрения и показал, что история Фамари содержит некоторые намеки на то, чем закончатся злоключения Иосифа. Здесь стоит привести в несколько сокращенном виде сделанное им сопоставление:

Иосиф и его братья	Фамарь и Иуда
Братья не любят Иосифа за его хвастовство.	Иуда не любит Фамарь, так как подозревает, что она причастна к смерти его сыновей.
В результате братья дурно обходятся с Иосифом, бросив его в ров и затем продав его в рабство на чужбину. Они надолго расстаются.	В результате Иуда дурно обходится с Фамарью, обманув ее ожидания на третий брак и оставив ее в одиночестве. Они надолго расстаются.
У братьев возникает потребность в хлебе, в поисках которого они приходят к Иосифу.	У Иуды возникает потребность в интимной близости, в поисках которой он приходит к Фамари.
Внешность Иосифа настолько изменилась, что братья его не узнают.	Внешность Фамари настолько изменилась, что Иуда ее не узнает.
Братья пытаются расплатиться за полученное зерно, но Иосиф не оставляет им возможности это сделать.	Иуда пытается расплатиться за оказанные услуги, но Фамарь не оставляет ему возможности это сделать.
Иосиф, наконец, открывается братьям.	Фамарь, наконец, открывается Иуде.
Братья каются в совершенном грехе и резко меняют свое отношение к Иосифу.	Иуда кается в совершенном грехе и резко меняет свое отношение к Фамари.
У Иосифа рождается двое детей, причем Иаков неожиданно дает благословение правой руки младшему (Ефрем, а не Манассия).	У Фамари рождается двое детей, причем первенцем неожиданно оказывается тот, кто вышел из утробы позже (Зара, а не Фарес).

Различные элементы обретают полное звучание только в связи друг с другом. Олтер отмечает, что перекличка между историей Фамари и историей Иосифа помогает лучше обрисовать характер действующих лиц, прежде всего Иуды, который играет ключевую роль в обоих повествованиях. Библейский повествователь не обладал, в отличие от современного романиста, неограниченным количеством чистой бумаги и чернил (или сотнями мегабайт свободного пространства на жестком диске), ему приходилось быть кратким, и в условиях этой краткости сопоставление параллельных элементов несло на себе огромную нагрузку.

Как сформулировал это Олтер, «библейское повествование, тщательно экономя изобразительные средства, вновь и вновь приглашает нас задуматься о сложности мотивировок и неоднозначности персонажей, потому что это— важнейшие грани видения человека, созданного Богом и переживающего все радости и горести данной ему свободы… В конечном счете именно настойчивые повторы библейского повествования столь ярко высвечивают перед нами неизбежное противоречие между человеческой свободой и божественным замыслом»[7].

Но что добавляет это исследование к нашему пониманию Библии как Священного Писания? Конечно, ученые показывают нам, что книга Бытия— не просто «склад» разнородных фольклорных преданий, как это часто представлялось библейскими критикам рубежа XIX— XX веков. Конечно, они убеждают нас, что автор(ы) книги Бытия был(и) мастерами художественного слова. Но это все ценно скорее для неверующего, т. к. верующий и без того достаточно уважает Слово Божье.