Статьи - [381]

В неспособности наших чиновных пролетариев ни к чему, кроме службы, виноваты, во-первых, предания, в которых зрело наше племя, во-вторых, недостаток задушенной с детства воли и энергии, и, наконец, несостоятельное учение по казенной программе, напоказ, да навыхвалку. Тут ученье ради прав, а не ради науки сослужило свою службу и голосом всех “русских людей, состоящих не у дел”, вопиет об отмене этих прав в целях возведения науки в ее настоящие права открывать обществу пути к его благоденствию. Но делать высшее образование доступным только по какому-то ценсу — с какой же это радости? Да и на кого же надеяться-то, если положиться только на людей, отвечающих ценсу? Г. Скуратов приводит речь профессора Каченовского, по словам которого, люди известного слоя “являются в университет, как баричи, для того, чтобы просветиться слегка, смиренно получить диплом и потом гордо носить титул образованного человека в кругу невежд… Эти господа собственно гости в университете, они граждане салонов, кроме того, есть люди, которые попадают в университет по ошибке, внося с собой военный дух и стремясь неотразимо в гусары”. А если г. Скуратов уж привел это место из речи Каченовского, то какой же разговор заводить о доступности университетов только людям с известными средствами? Не верует ли г. Скуратов в быстрые превращения общественного направления? Мы так этому не верим и желаем, чтобы для пользы нашего отечества университеты были открыты и доступны всем и каждому. Г. Скуратов указывает на 16000 мировых судей, безвозмездно служащих английскому народу, которому выгоднее вместо денег платить почетом. Понимаем. Что ж? Давай Бог! Мы не ратуем за жалованье от короны кому же нужны французские префекты? Но зачем же нам слой с исключительными правами на большую образованность? Тенденции г. Скуратова по сочувствию к английскому аристократизму могут оставаться своим порядком, ибо аристократизм в известном отношении отвергать не практично, да и нельзя, но поднимать цену ученья для того, чтобы бедные, но ленивые особи сословного аристократизма не шатались в числе нищих, а занимались непременно физическим трудом, — резонов не находим. Чванство, губящее нищенствующее русское безземельное дворянство, есть прямое следствие того самого китайского самообольщения, которое держит испанского гидальго у монастырских стен, а польского шляхтича в качестве придворного гаера у ясновельможного пана. Когда бы они были ученее и умнее, так не были бы тем, чем они есть. Они ленивы и гадки не вследствие того, что их приучили к умственному труду, а вследствие того, что они не приучены ни к какому труду.

Мешает делу науки стремление к чинам, дарующим дворянство, ну, и дай Бог, чтоб за обучение себя никаких “векселей” человеку не давалось, а дворянство само по себе бедного человека теперь не завлечет. С тем, как уничтожено крепостное право, как готовятся другие реформы, уравнивающие общественные тягости, — охота добиваться дворянства, кажется, уж отпала. Да и не все ли равно, если de nomine[219] все будут дворяне? Для мирового института и для других прочих учреждений, когда таковые пожалуют, непременно установятся свои пределы, которых не отвергнет общественный смысл. Еще ни один дворянин из пашущих землю в Курской губернии никогда не заявлял претензии быть губернским предводителем дворянства и в совестные судьи не шел. Избирательный ценс совсем особая статья, и припутывать его к вопросу о доступности университетов для совершенно неразвитого государства просто… нехорошо. Мы желаем думать, что г. Скуратов увлекся англоманией, и не утверждаем, что…

Умысел другой тут был:

Хозяин музыку любил.

. . . . . . . . . .

А что г. Скуратов говорит о финансовой стороне университетского вопроса, то это ни более, ни менее как изобличает в нем знакомство с политико-экономической наукой. Доказывать ему, что общество должно жертвовать на училища и что это просто выгодно самому обществу, — довольно долго. Пусть он полюбопытствует сообразить выводы, показывающие влияние нравственного развития народа на богатство страны; пусть хоть статистику Кольба посмотрит или вспомнит, чем англичане объясняют успехи швейцарской промышленности? Не понимаем также, зачем это экзаменовать университетских студентов в С.-Петербургской Академии наук? Какую пользу тут видит автор?.. Опять положим, что петербургский студент все равно придет и в храм российской премудрости; ну, а киевский, харьковский, казанский? Тем, по образу пешего хождения, это совершать будет неудобно. Уж если автору нравится так централизация, который мы, в известных случаях, безусловно не отвергаем, то лучше же, кажется, допустить меньшую централизацию сборов на содержание высших училищ.

Г. Скуратов сетует тоже, что “нет ничего легче, как вывести простолюдина в дворяне; но нет ничего труднее, как сделать из дворянина плебея”. Да зачем же и делать-то? Что г. Скуратова занимает: слово? “Да ведь слово — звук пустой”. Это все само собой сделается. Не все же только дворяне-помещики, дворяне-чиновники, да дворяне-нищие; есть уж много и дворян наборщиков, и сапожников, и даже извозчиков. Немножко терпения — возьмутся за ум сами. А теперь, пока они еще бредят правами и навыпередки рвутся пристраивать чад в училище правоведения, дающее право претендовать на должность, да в пансионы, не дающие ровно ничего, кроме возможности сказать, что “моя дочь в пансионе была”, — с ними ничего не поделаешь. Их образумит жизнь, а не регламентации учебных порядков; иначе же их ничто не образумит.