Статьи - [376]

Подобного рода пожелания мы как-то давно читали и в “С.-Петербургских ведомостях”. Несколько лет тому назад там шла речь о будто бы “замечательно богатом” товарном кабинете здешнего коммерческого училища; возвещалось даже опубликование его каталога; но вот прошли годы, а о товарном кабинете училища и о степени доступности его для публики ни слуху, ни духу о сю пору нет. Если этот товарный кабинет действительно не миф, то чего ж лучше, как поставить его в основу предполагаемой русской товарной консерватории?

<УВЛЕЧЕНИЯ СЕРДЦА И ГОЛОС РАЗУМА>

Из писем, которыми время от времени удостоивают нас некоторые из деревенских подписчиков “Северной пчелы”, мы могли заметить, что помещики начинают становиться в разлад с некоторыми из представителей местных мировых учреждений. Не имея полномочия давать гласность письмам, не назначенным для печати, и признавая многие из них даже неудобными к напечатанию, мы тем не менее считаем себя обязанными сказать несколько слов о характере сообщенных нам неудовольствий. Замечательно, что нет открытых жалоб на уклонение посредников от исполнения своих обязанностей по своекорыстным или иным неблаговидным побуждениям. Все упреки, делаемые мировым посредникам, заключаются в том, что они действуют пристрастно в пользу одного из двух сословий, между которыми они поставлены. Неудовольствия эти, очевидно, проистекают от того, что представители каждой стороны желают себе большей доли участия от посредников и, забывая трудное положение этих лиц, ставят их не медиаторами, а, так сказать, сословными адвокатами. Имея перед собою письма помещиков, временнообязанных крестьян и людей, проживающих в деревнях без всякого прямого соотношения к мировым учреждениям, мы сверяли тон выраженных ими неудовольствий. Неудовольствия помещиков на пристрастие посредников в пользу крестьян выражаются с скорбью, чувством негодования и некоторым разочарованием в возможности достижения целей, указанных мировым учреждениям. Письма временнообязанных крестьян большею частью имеют своим предметом жалобы на непонимание посредниками народных нужд, а не на лукавство или криводушие. К тому же число писем, полученных нами от временнообязанных крестьян, относительно к числу собранных помещичьих писем как 1 к 7, что можно отчасти объяснить безграмотностью крестьян и непривычкою к сношениям с общественными органами. Письма деревенских жителей, не имеющих прямых столкновений ни с помещиками, ни с крестьянами, ни с мировыми учреждениями, отличаются объективностью и составляют в наших глазах дорогой материал в настоящем вопросе. Не имея права не доверять ни первым, ни вторым, мы даем особую цену третьим, как показаниям людей сторонних и лично в этом деле не заинтересованных, а потому и свободных от чувств, волнующих крестьян и помещиков. Из всего, что мы перечитали, нам стало ясно, что не только помещики и крестьяне очень часто не довольствуются беспристрастием посредников и желают иметь в их лице каждый своего сторонника дома и сословного адвоката на мировом съезде, но и сами посредники очень легко впадают в такое сторонничество. Неблаговидных побуждений, вроде побуждений, обыкновенно движущих сердцами жрецов Фемиды, им, однако, не приписывают; да и сторонничество это более выражается в пользу крестьян, чем в пользу землевладельческого класса. Стало быть, здесь нет и места недостойным подозрениям: перекупить продажную совесть если кто может, то уж, наверное, не беднейшая сторона, не крестьяне, а симпатии посредников видимым образом склоняются на сторону крестьян.

Возможность такого вывода из полученных нами известий по крестьянскому делу значительно ослабила неприятное впечатление, произведенное на первый раз заявленными неудовольствиями. Несмотря на то, что сделанный вывод нимало не устраняет существующего факта, — мы очень радуемся, что из него невозможен вывод иного свойства. Сожалея о недостатке строгого беспристрастия в мировых посредниках, обязанных служить правде, а не личным симпатиям, мы находим для них некоторое оправдание в том, что симпатии их ложатся на сторону слабую. В нашей стране это явление совершенно новое и весьма отрадное. В нашей стране написана басня (см. Крылова “Волк и ягненок”), по которой

У сильного всегда бессильный виноват.

У нас до сих пор еще никто не решился поднять голос против этого грустного замечания покойного баснописца, и мировые посредники первые позволяют нам, в их служебной деятельности, провидеть тонкую полоску молодой зари, готовой осветить день, когда не всегда у сильного бессильный будет виноват. Это доброе движение в пользу слабейшего всеми средствами челобитчика обязывает простить посредникам их некоторое неуменье держаться на высоте строгой справедливости. Как люди слабые и с замиранием сердца глядящие на первые попытки народа заявить свое человеческое право перед теми самыми людьми, перед которыми это самое право, сжатое тяжелым гнетом произвола, так долго, долго молчало, — мы сами чувствуем во многих случаях невозможность роли холодного бесстрастного судьи и, может быть, сами впали бы в ошибки упрекаемых посредников. Но, призванные выразить на заявленные факты наше мнение и содействовать, по мере сил, уменьшению возникающих то здесь, то там неудовольствий, — мы обязаны заставить молчать свои симпатии и взглянуть на дело по совести и по разуму.