Статьи - [375]

“Поместившись в большой и довольно чистой горнице, я стал расспрашивать о житье-бытье, и мне рассказали вот что:

— Таперича ничего, как будто попривыкли, а попервоначалу — беда. Пуще всего бабы голосом голосили. У нас они, сам знаешь, привыкши два раза в год к Владычице, Знаменью Коренской божьей матери ходить, а здесь етаго заведения нетути — ну и тосковали. Другое, опять наша сторона садовая, а здесева нет табе ни яблочка, нет табе ни дульки, — етим скучали. Веришь ли, отселева баб пять, должно быть, у Коренную, к девятой пятнице ходили. Что ж, бог привел, поворотились. Пробовали мы и яблони садить, семечками, стало быть; взойдеть, растеть, а там пропадеть. Что будешь делать. Климант такой, что ли-ча? А вот насчет хлебушка — ничего, земля уродимая. Пашаница растеть, рожь, только настоящей аржи тут самая малость, больше ярица. Скус тот же, а силы нет. Насчет скотинки тоже слободно, а чтоб лошадей крали, как по нашим местам, здесева не слыхать.

— А каковы соседи?

— Всякие есть: и худые и добрые… Насчет сибирских, мы их чалдонами дразним, больше чаями занимаются, а работать не охочи. Иные живут справно, а есть и нищета. А то вот недалеко новоселы калуцкие: к пахоте непривычны, народ лесной, то бедуют, то есть так бедуют, что боже мой!..

Подали самовар, и, нечего греха таить, кажется, не чищенный со дня покупки.

— Э, да вы чай пьете?

— Нет, мы к нему непривычны; молодые стали баловаться. Его мы больше про чалдонов держим: яны без етаго не могут.

— А чалдоны у вас часто бывают?

— А то как же? Известно, по-суседски: хлебушка когда купить, когда взять до новины.

— Разве у них нет хлеба?

— Есть, как не быть, да всё меньше супроти нашего, им так не спахать: мы на том стоим”.

В этой заботе о хлебе притупляются и со временем врачуются или гаснут порывы nostalgiae,[215] и переселенец становится старожилом, а потом и туземцем, которого новые пришельцы, в свою очередь, станут дразнить чалдоном, а он их считать необразованными мужиками.

Удивительная эта привилегия нашего русского человека слыть образцом невежества даже среди своих же братий, которые имели случай только обазиатиться, и у г. Турбина очень много чрезвычайно интересных наблюдений над этими пионерами русской цивилизации в Сибири, но мы уже остановимся на том, что рассказали. Кажется, и этого довольно для того, чтобы дать понятие об этой книге тем, кто ее не читал, но может прочесть с большим для себя удовольствием и с пользой.

Недавно нам довелось сказать в “Русском мире” несколько сочувственных слов в похвалу превосходным народным сценам П. И. Мельникова и указать, что не народный жанр в повествованиях этого рода опостылел читателям, а опостылела манера жанристов Успенских, Левитова и других, прослывших за специалистов в изображении народных сцен, тогда как их справедливее, кажется, просто считать специалистами для сочинения сцен нелепых и безвкусных. Теперь же мы очень рады возможности, говоря о книге С. И. Турбина, еще раз показать, что народные сцены могут быть и интересны и приятны, если у автора, который их рассказывает, есть настоящая наблюдательность, положительный ум и добрая воля оглядеть “Ивана Ивановича кругом”, а не с одной той стороны, откуда он пошлее, злее и отвратительнее.

Материал все тот же самый, но что под пером гг. Мельникова и Турбина, а еще более под пером гр. Льва Н. Толстого выходит занимательно и прекрасно, то под другими перьями нередко становится безобразно и поистине отвратительно. В чем же тут секрет? Очевидно, в том, что народные сцены хороши, когда они пишутся людьми сведущими, талантливыми и чуткими, но сцены эти отвратительны, когда они сочиняются холодными паяцами, которые всетда имеют свойство надокучать своим кривляньем всякому, кто еще не извратил своего вкуса до того, чтобы предпочитать художника фигляру.

Впервые опубликовано в газете “Русский мир”, 1872 год, 9 мая.

<ТОВАРНЫЕ КАБИНЕТЫ> С.-Петербург, четверток, 22-го февраля 1862 г

Журнал “Промышленность” заявляет мысль, которая, вероятно, не раз занимала уже умы передовых людей нашего промышленного мира. Мысль эта та, что для умственного и нравственного развития русских коммерсантов было бы весьма полезно устроить в думе библиотеку, музей товароведения и вечерние классы. Наше именитое купечество, вероятно, оказало бы щедрое содействие для первого обзаведения, издатели книг не затруднились бы сделать значительную уступку в пользу библиотеки, а наши ученые руководили бы преподаванием, составлением музея и пр. Получать книги из библиотеки на дом за ничтожную плату, обозревать ежедневно музей, слушать ежедневно лекции — это такие прекрасные вещи, которые мало-помалу привлекли бы серьезное внимание многих любознательных коммерсантов и весьма много способствовали бы умственному и нравственному развитию гостинодворских мальчиков и молодых приказчиков. Журнал “Промышленность” того мнения, что следовало бы сделать “обязательным для мальчиков посещение вечерних классов”. Что касается лекций, то здесь, по его мнению, должно было бы читать: промышленную экономию, товароведение, бухгалтерию и отчасти торговое право. Относительно музея товароведения можно надеяться, что появление его в Петербурге было бы встречено всеми сословиями с большим сочувствием, и никто не отказался бы от посильного пожертвования. Каждый потребитель пожелает узнать и признаки добротности товара, и лучшие фирмы, и сходную цену, а потому музей товароведения вскоре сделается настоящим справочным местом для всех жителей столицы и отличною школою для всего промышленного сословия. Образчики всевозможных товаров появились бы очень скоро со всех концов России, от всех производителей. Иностранцы не замедлили бы также украсить наш музей своими произведениями. Таким образом, мало-помалу музей товароведения, разрастаясь все больше и больше, сделается нашею постоянною всемирною выставкою, русскою товарною консерваториею и т. п. По примеру Петербурга вскоре, а может быть и одновременно, появились бы такие же музеи в Москве и в других центрах русской промышленной и торговой деятельности”.