Статьи из журнала «Искусство кино» - [29]

В этой борьбе всякий честный художник может себя ощущать только заложником, и не зря эти слова так рифмуются. На одном полюсе — самовлюбленность, непрофессионализм (понимаемый как авангардизм), отказ от сакральной роли искусства (видимо, в связи с полной несостоятельностью собственных произведений). На другом — сакрализация всего и вся, надрывный патриотизм и спекуляция на родственных, то есть самых неотрефлексированных, дремучих связях. Сталинское «оба хуже» тут как нельзя более кстати. Как прикажете выбирать между абсолютно мертвыми эпигонами Бродского и абсолютно мертвыми эпигонами Рубцова?

В литературе 70-х помимо этих крайностей были Трифонов и Шукшин, Окуджава, Кушнер, Чухонцев. В литературе 90-х такую норму — в высшем смысле слова — олицетворяет пока один Пелевин, наиболее трезвый и остроумный представитель своего поколения и потому тщетно растаскиваемый самыми разными лагерями литературных борцов. Большинство же литераторов по-прежнему озабочены борьбой и противопоставлением призраков: А.Слаповского, к примеру, и О.Павлова. Да кто вообще может читать их обоих?!

Лично у меня равное отвращение вызывают газета «День литературы» с ее черной магией «геополитики» и абсолютно фальшивым народолюбием и «Ex Libris НГ», оккупированный «продвинутой» молодежью, заполненный ее унылым лирическим самовыражением, панибратством с классикой (мы свои, мы свои!) и дикими ошибками как фактического, так и грамматического свойства. Примечательно, кстати, что и здесь предпочитают обозревать либо откровенный масскульт (всякого рода «слепых» и «бешеных»), либо тексты не меньше, чем Витгенштейна или Аверроэса, которые, уж конечно, только и составляют основной круг чтения модной молодежи. Утром ананас, вечером картофельные очистки — так и живем, судари мои!

Проще всего, конечно, было бы объяснить такой радикализм обеих сторон нарастающим радикализмом всего и вся в последнем столетии. Маятник практически не знал срединных положений — только крайние, только максимально уродливые формы, только доведение до абсурда всех идей. Думается мне, все проще и печальнее: в наше безликое время никто не отваживается быть собой. Всякий норовит прислониться к традиции — архаической либо новаторской, — а ведь именно живой человек не подпадает ни под какие определения, вываливается из рамок… Оттого все наше искусство сегодня, будь то «Ворошиловский стрелок» или «Мытарь», так мертво и так любит иметь дело с трупами: на фоне полного отсутствия живого героя это настырно лезет в глаза. Самое обидное, что живым от их потасовок достается больше всего. Мертвые хватают живых.

6

У нас, конечно, не было никакого второго Серебряного века, о котором, помнится, так любили мечтать девочки-вамп в конце 80-х, собираясь по выселенным домам. И радиостанция «Серебряный дождь», и клубы так называемой серебряной молодежи к тому серебру не имеют никакого отношения. Но, в общем, в конце 10-х годов ситуация была сходная: символизм и даже акмеизм стали такой невыносимой пошлостью, в литературных кафе собиралась такая шваль, богема так растиражировала и захватала пальцами все откровения начала века, что можно понять Блока, приветствовавшего большевиков. Ему казалось, что пошлякам мстит стихия. Когда он понял, что мстят еще большие пошляки, жить стало негде, нечем и незачем.

И оттого, с удовлетворением наблюдая, как сначала кризис, а потом идеологический откат ударяют по дутым кумирам 90-х, по так называемому среднему классу, по банковским мальчикам и рекламным девочкам, по тусовочной публике и FM-станциям, я не могу не сознавать и того, что вместе с ними исчезает наша свобода.

Наша. Нужная всем пишущим, снимающим и думающим. Скомпрометированная ворами, бездарями и провокаторами.

Когда разоблачают коррупционеров, я тоже радуюсь (хотя ничьих арестов, если речь не идет об убийцах, не приветствую никогда — не то воспитание). Но отлично сознаю, что борьба со злоупотреблениями — в условиях тоталитарного реванша — грозит обернуться комендантским часом и расстрелом за безбилетный проезд. Как оно всегда и бывало. И оттого Совет Федерации, утвердивший-таки думское постановление о нравственной цензуре в СМИ, явно не подумал о последствиях. Лично я с наслаждением закрыл бы «Дорожный патруль» и «Криминал» с их откровенным смакованием трупов и воспеванием силовиков. И надо бы закрыть, по-моему, потому что здравомыслящей частью страны свобода и вседозволенность никогда не воспринимались как синонимы. Но ведь тогда, как всегда у нас и бывает, завтра нельзя будет показать по телевизору даже драку слонов.

Ощущение, в общем, как у какого-нибудь «попутчика» вроде Ал. Толстого или В.Шкловского во время разоблачения РАППа. Все ли-ко-ва-ли! Но только немногие догадывались, что из одних когтей — обладатели которых по крайней мере были фанатиками идеи — культура попадает в другие, куда более ужасные, и у нового хищника принцип один: кушать. После ареста Ежова всем тоже казалось, что пришло время реабилитанса. Он даже начался. После чего всякое понятие о законности испарилось вообще.

Месть консерваторов тем и страшна, что они не умеют остановиться.