Статьи из газеты «Вечерняя Москва» - [6]

Сторонники западной модели кричат: «Ну что, доигрались со своей чеченской политикой?» Среди патриотов воцарился восторг: война! Путин сделал беспрецедентно резкое заявление! Оттуда можно вычитать намек, что руку террора направляет Запад! Это оттуда тянутся к нам грязные наемники. Что сам Запад страдает от террора — никого не волнует. Патриоты вообще очень любят войну, потому что война все списывает. Во время войны понятие «государство» становится сакральным.

Неважно, плохое оно или хорошее: важно, что свое. И всякий, кто осмеливается сказать хоть слово о его небезупречности, — пособник врага, а значит, подлежит ликвидации.

Возникает по-настоящему страшная ситуация. Может быть, в грубом физическом смысле она не так страшна, как случившееся в Беслане: там это случилось с детьми, а с детьми такое происходить не должно. Можно представить себе взрослого заложника, мужчину, но женщин и детей, которым не дают пить и держат на жаре в неподвижности, запрещая стонать и плакать… нет, этого никакое сознание не вмещает. Но в мире идей бывают свои ужасы, и то, что творится сейчас в Москве, — по-своему тоже страшно.

«Мы должны мобилизовать нацию», — сказал президент Путин.

Очень хорошие слова, да где ее взять-то, нацию? В сорок первом наличествовала интернациональная общность — советский народ. Хорошая она была или плохая — долго спорить, но наличествовала. Сочетала она в себе интернационализми патриотизм, выносливость и веру в идеалы, и были у нее свои святые, мученики и свои страхи. Но, как совершенно справедливо замечает молодой питерский социолог Эдуард Понарин, сплачивали ее не только эти страхи, а прежде всего осознание своей исключительности. Первое в мире свободное общество людей труда, шутка ли! Это была могучая коммунистическая утопия, простоявшая довольно долго и рухнувшая из-за того, что человек всегда остается человеком. Но в сорок первом году эта утопия выстояла — и не только благодаря тому, что интернациональное отошло на второй план, а на первом оказалось русское. Напротив: воевали все вместе. Выстояла она потому, что у нее были святыни, и когда эти святыни попирались — население забывало все распри и готово было сплотиться. Разумеется, в семье не без урода. В СССР — и, соответственно, в России — и тогда были люди, радующиеся приходу врага. Но тогда эти люди были в меньшинстве. Сегодня, судя по всему, они составляют большинство. Вслушайтесь в тон сетевых и уличных дискуссий о происходящем. Обсуждается только один вопрос: какого внутреннего врага надо уничтожить, чтобы внешнему тошно стало. Милые мои! Да внешний только ликует, слушая ваши вопли «Правительство в отставку!», «Позор президенту!» или «Во всем виноваты „черные“, евреи и олигархи!» Есть конкретный признак здоровья нации: нация здорова, если угроза ее сплачивает, и тяжело больна — а может, обречена, — если раскалывает.

Если каждая новая российская беда вызывает у большинства россиян единственную мысль: это все ОНИ виноваты! ОНИ могут быть любыми: чеченцы, ингуши, евреи, русские, президент, правительство, спецслужбы. Важно, что они СВОИ. Своих ненавидеть проще.

Даже митинг на Васильевском снова расколол страну: его бойкотировали оппозиционные партии. Ну надо же — бойкотировать траурный митинг! Можно просто и тихо туда не пойти.

Но зачем публично и демонстративно бойкотировать? Страна скорбит, а я не пойду! Это что, такой способ популяризации оппозиционных идей? Хороший способ, нечего сказать…

Впрочем, вопрос: «Зачем сгонять людей на митинги?» — в достаточной степени риторический. Ясно же, что сегодня просто так собрать сто тридцать пять тысяч москвичей в центре города нереально. Это в девяносто первом они собирались без всякого зова, и даже в девяносто третьем — а сегодня им хорошо понятно, что от них ничего не зависит. Политика в России прекрасно обходится без народа. Но, может, и не надо ходить на площадь? Вон какие очереди тянутся к донорским пунктам, вон сколько собрали денег и игрушек для бесланских детей — может, это нужнее, чем митинги? Между прочим, во время этого самого митинга в Осетии шел другой митинг. Как раз в Беслане. Требовали отправить правительство в отставку. И митинг этот никем не охранялся, и пройти на площадь, сообщало радио, мог кто угодно. И на следующий день этот митинг продолжился, и дестабилизация положения в республике становится все более очевидной. И митингующие в Беслане уже готовы вооружиться и начать жить собственной жизнью. Для начала, правда, им почему-то хочется не с коррупцией разобраться, не тех гаишников разыскать, которые в школу взрывчатку пропустили и бандитов, можно сказать, привели, — а немного побить ингушей, своих соседей. Стало быть, организаторы теракта все же добились своего? Мне кажется, нам стоило бы сейчас подумать о том, чего они добивались. Собрать серьезный аналитический центр с психологами и востоковедами, который бы придумывал нестандартные пути выхода из критических положений — вроде захвата заложников. Имело бы смысл также разработать некую общую концепцию новейшей истории — а то у нас ведь люди до сих пор оптимистично думают, что это просто террор, и не понимают того, что идет нормальная третья мировая война. Народилась новая иррациональная сила, которая ничуть не гуманнее фашизма. У нее четкая идеология, столь же далекая от ислама, как фашизм — от ницшеанства. Надо эту силу изучать, отделять ее от религии, бороться с проявлениями ее идеологии. Надо четко объяснить стране, что наш враг — всегда наше зеркало, и пока мы жестоки и идеологически расколоты — нам противостоит точно такой же жестокий и расколотый враг. Окружение Масхадова давно не монолитно, он конфликтует с Басаевым и не контролирует Умарова, да и в бесланской школе бандиты беспрерывно ссорились между собой. Надо пытаться играть на этих расколах, учить спецслужбы думать, надо снова заниматься контрпропагандой…