Статьи из 'Философского словаря' - [30]

Многие теологи восстали против него; и как обычно опровергаются все аргументы, так опровергали и его аргумент, говоря ему:

"Любая религия, не основанная на догмате бессмертия души и на вере в вечные кары и воздаяния, по необходимости ложна; но иудаизм не знал этих догм, а значит, далеко не поддерживаемый провидением, он, согласно вашим собственным принципам, является ложной и варварской религией, противопоставляющей себя провидению".

Епископ этот имел и других противников, возражавших ему, что бессмертие души было известно среди иудеев даже во времена Моисея. Однако он весьма ясно им доказал, что ни в Десяти заповедях, ни в Левите, ни во Второзаконии не было ни слова об этой вере и просто смешно пытаться искажать и портить некоторые места из других книг, дабы извлечь из них истину, коя не была возвещена в книге закона.

Господин епископ, сочинивший четыре тома, дабы доказать, что иудейский закон не предлагал ни кар, ни воздаяний по смерти, так и не сумел дать своим противникам удовлетворительный отпор. Они ему говорили: "Либо Моисею был известен этот догмат, и тогда он обманул иудеев, не обнародовав его; либо он был ему неизвестен, и в этом случае его знаний было недостаточно для основания благой религии. В самом деле, если его религия была благой, почему ее упразднили? Истинная религия должна жить во все времена и во всех местах; она должна быть подобна свету Солнца, освещающему все народы и все поколения".

Прелат этот, каким бы ученым он ни был, едва-едва выпутался изо всех этих затруднений. Но какая система от них свободна?

ВОПРОС ВТОРОЙ

Другой ученый - гораздо больший философ и один из самых глубоких метафизиков наших дней - приводит сильные доводы в доказательство того, что политеизм был примитивной религией людей и они начинали с веры во многих богов, раньше чем разум настолько просветился, что стал признавать одно лишь верховное бытие.

Смею считать, напротив, что люди начали с признания единого бога, и лишь впоследствии человеческая слабость добавила к нему многих. Вот как я это понимаю.

Несомненно, до постройки больших городов существовали маленькие местечки, и все люди были разделены на небольшие сообщества до своего объединения в большие империи. Вполне естественно, что такое местечко, испуганное раздававшимся с неба громом, удрученное гибелью своей жатвы, подвергаясь обидам со стороны соседей, каждодневно чувствуя свою слабость, ощущая повсюду незримую власть, тотчас же себе говорило: "Над нами есть некое существо, несущее нам и благо и зло".

Мне кажется немыслимым, чтобы они говорили: "Существуют две силы". И действительно, почему они должны были думать о нескольких силах? В любом жанре начинают с простого, затем возникает сложное, и зачастую потом возвращаются снова к простому на основе высшего знания. Таков путь человеческого ума.

Что же это за бытие, к коему первоначально обращались с молитвой? Солнце ли это или Луна? Не думаю. Давайте, исследуем процесс, происходящий в ребенке, ведь дети - примерно то же, что невежественные люди. Их не поражает ни красота, ни полезность светила, одушевляющего природу, ни помощь, оказываемая нам Луною, ни регулярные отклонения в ее движении; они об этом не думают - они чересчур к этому привыкли. Обычно поклоняются, молят и стремятся умилостивить то, что внушает страх; все дети равнодушно взирают на небо; но стоит только послышаться громовым раскатам, они дрожат от страха и ищут убежища. Первые люди, несомненно, вели себя так же. Среди них могли попадаться философы, отмечавшие пути звезд, учившие восхищаться ими и им поклоняться; простые же земледельцы, лишенные всякого образования, слишком мало знали, чтобы впасть в столь благородные заблуждения.

Какая-нибудь деревенька ограничивалась тем, что говорила: существует некая грохочущая сила, побивающая нас градом и убивающая наших детей; надо ее умилостивить, но как? Мы видим: можно успокоить небольшими подарками гнев раздраженных людей; будем же делать небольшие подарки этой неведомой силе. Следовало также дать этой силе имя. Первое напрашивающееся здесь наименование - вождь, господин, сеньор; итак, эта сила получила звание "монсеньера". Вероятно, именно это послужило причиной, по которой египтяне называли своего бога Кнеф, сирийцы - Адони, соседние с ними народы - Баал или Бел, а также Мельх или Молох, скифы называли его Папей, - все эти слова означают господин, повелитель.

Именно таким образом почти вся Америка оказалась разделенной на множество мелких племен, каждое из которых имело своего бога-покровителя. Даже мексиканцы и перуанцы, бывшие большими народами, имели лишь одного бога: последние поклонялись Манко Копаку, первые - богу войны. Мексиканцы дали своему воинственному богу имя Вицлипуцди, подобно тому как евреи нарекли своего повелителя Саваофом.

Все народы начинали с поклонения единому богу вовсе не в силу высокого и изощренного разума: если бы они были философами, они поклонялись бы богу целокупной природы, а не богу - покровителю какой-то деревни; они исследовали бы несметные связи между всем сущим, доказывающие наличие творческого существа, существа-хранителя; но они ничего не исследовали, они просто чуяли. В этом-то и состоит прогресс нашего слабого разума; каждый поселок ощущал свою слабость и нужду в сильном защитнике. Жители его воображали, что это опекающее их страшное существо живет в соседнем лесу, на горе, или в облаках. Они представляли себе лишь одно подобное существо, ибо у поселения был лишь единственный воинский вождь. Они представляли себе это существо телесным, ибо им было немыслимо представить его иным. Кроме того, они не могли бы поверить, что у соседнего племени нет своего божества. Вот почему Иеффай говорит моавитянам: "Вы законно владеете тем, что вам дал захватить бог ваш, Хамос; дайте же нам владеть тем, что дал нам в наших победах наш бог" (Судьи, XI, 24).