Статьи из 'Философского словаря' - [27]

Я здесь совсем не касаюсь нашей религии: она -- единственно благая, единственно необходимая, единственно обоснованная и вторая богооткровенная.

Мыслимо ли вообще для человеческого ума - я не говорю, допустить религию, которая приближалась бы к нашей, но такую, которая была бы менее скверной, чем все иные религии мира? И какой могла бы эта религия быть?

Не будет ли такой религией та, что учит нас поклонению верховному Существу - единому, бесконечному, вечному Творцу мира, движущему им и его одушевляющему, cui пес simile пес secundum?* Религия, которая единила бы нас этим верховным Существом в награду за наши добродетели и разъединяла бы нас с ним в наказание за преступления?

Религия эта пренебрегла бы догматами, измышленными тщеславным безумием, - вечными темами для дискуссий - и учила бы чистой морали, по поводу которой никто никогда бы не спорил.

Она никоим образом не усматривала бы суть культа в пустых обрядах, таких, как слюнявые поцелуи в рот, обрезание крайней плоти или же кастрация яичка, если принять во внимание, что возможно выполнять все свои общественные обязанности, сохраняя оба яичка и неповрежденную крайнюю плоть, а также избегая слюнявых поцелуев.

Это была бы религия служения своему ближнему во имя любви к Богу вместо преследования своего ближнего и его убиения во имя Бога; религия эта учила бы терпимости по отношению к остальным и, заслужив таким образом всеобщее расположение, была бы единственной, способной превратить человеческий род в народ братьев.

*)-Полностью этот Горациев стих (Оды, кн. I, ода XII, ст. 18) звучит так: Nee viget quicquam simile aut secundum - "Коему нет ни подобия, ни сходства" - Перевод наш. - С. Ш.-Т.

У этой религии были бы торжественные обряды, поражающие умы толпы, и отсутствовали бы мистерии, способные возмутить мудрых и раздражить неверующих.

Она не столько предлагала бы людям искупление прегрешений, сколько воодушевляла бы их к общественным добродетелям.

Она гарантировала бы своим служителям достаточно почетный доход, позволяющий им прилично существовать, и никогда не разрешала бы им узурпировать должности и власть, способную превратить их в тиранов. Она установила бы удобные пособия по болезни и старости, но никогда -по лени и праздности.

Большая доля этой религии живет уже в сердцах многих государей, и она станет господствующей с того момента, как пункты вечного мира, предложенные аббатом Сен-Пьером38, будут подписаны всеми владыками.

Раздел II

Нынче ночью я размышлял; я был погружен в созерцание природы; я восхищался необъятностью бесчисленных миров, их путями и связями -тем восхищением, что незнакомо толпе.

Еще больше я восхищался интеллектом, руководящим сим громадным механизмом. Я говорил себе: "Надо быть уже слепым, чтобы не ослепнуть от этого зрелища; надо быть полным тупицей, чтобы не усмотреть здесь Творца; и надо быть глупцом, чтобы пред ним не склониться. Какую же дань поклонения должен я ему принести? Не должна ли эта дань быть одинаковой на всей протяженности [мирового] пространства, поскольку одна и та же верховная сила равно царит в этом пространстве? Разве мыслящее существо, обитающее на каком-то светиле Млечного пути, не обязано ему тем же уважением, коим и мыслящее существо на маленьком шарике, где мы обитаем? Свет единообразен и для звезды Сириус, и для нас; единообразной должна быть также мораль. Если некое чувствующее и мыслящее существо на звезде Сириус было рождено нежными отцом и матерью, стремившимися к его счастью, оно обязано им такой же любовью и заботой, какими мы здесь обязаны нашим родителям. Если кто-либо в пределах Млечного пути узрит жалкого калеку и если он может утишить его страдания, в том случае, если он этого не сделает, он окажется виновен перед всеми мирами. Сердце повсюду обременено одними обязанностями -- и на ступенях божьего трона (если у Бога есть трон), и на дне пропасти, если таковая где существует".

Я был погружен в эти размышления, когда один из тех гениев, которыми наполнены межмировые пространства, спустился ко мне. Я узнал то самое воздушное существо, кое некогда явилось ко мне, дабы пояснить мне, насколько суждения Бога отличны от наших и насколько доброе дело предпочтительнее пустых препирательств*.

* Смотрите статью "Догма". - Примеч. Вольтера.

Он перенес меня в пустыню, покрытую грудами окаменелых костей; но среди этих мертвых останков там были аллеи вечнозеленых древес, в конце же каждой аллеи -- высокий человек величавого вида, сострадательно созерцавший сии грустные реликты.

- Увы, мой архангел! -- молвил я провожатому, -- куда вы меня привели?

- В пределы уныния, -- мне ответствовал он.

- А кто эти добрые патриархи, коих я зрю в конце каждой из этих зеленых аллей неподвижными и умиленными - кажется, будто они оплакивают это бесчисленное множество мертвецов?

- Ты узнаешь это, бедное человеческое существо, -- ответил мне гений межмировых пространств, -- но сначала ты должен пролить слезу. Он начал с первой груды.

- "Вот эти, -- сказал он, -- суть двадцать три тысячи иудеев, плясавших перед тельцом, и с ними двадцать четыре тысячи, убитых, когда они возлежали с мадианитянками. Число истребленных за подобные проступки или ошибки достигает почти трехсот тысяч.