Статьи и речи - [43]

Предположим, что мы коренным образом упростили бы законы и отказались от нелепой выдумки, будто все должны их знать, когда нам отлично известно, что изучение их - дело целой жизни, причем 50 человек могут преуспеть в этом раз в 250 лет, - неужели от этого пострадало бы наше уважение к законам?

Предположим, мы убедились бы в том, что принимаем на веру слишком много подобных выдумок и что это обходится нам слишком дорого.

Предположим, мы огляделись бы вокруг и, увидев, что скотопригонный рынок, который первоначально был основан на открытом месте, теперь очутился в центре большого города вследствие непредвиденного роста этого большого города вокруг указанного рынка, и, слыша уверения в том, что рынок якобы все же отвечает потребностям и удобствам этого большого города, решились бы сказать, что это несусветная чушь и что мы не желаем больше этого терпеть, неужели нас сочли бы революционерами?

Предположим, у нас возникло бы подозрение, что дипломаты слишком много суетятся и что весь мир только бы выиграл, если б их лавочка была закрыта три дня в неделю, - неужели это было бы кощунством?

Предположим, что правительства занимались бы государственными делами, меньше заботясь о своем благе и больше об общем благе, - интересно, как бы нам тогда жилось?

Предположим, что мудрость наших предков оказалась бы пустой фразой, ибо если б в этой мудрости был толк, мы до сего дня должны были бы верить друидам, - неужели нашлись бы люди, которые всю жизнь продолжали бы нести вздор?

Предположим, мы бы ясно поняли, что нельзя мешать некоторым людям принимать участие в управлении государством, и сказали бы им: "Братья, давайте посоветуемся, как нам сделать это получше, и не ждите ничего особенного, а давайте все вместе по мере сил своих наляжем на колесо и постараемся стать лучше и откажемся от некоторых крайностей во взглядах ради всеобщей гармонии, - неужели нам понадобилось бы столько добровольцев-констеблей в любое будущее десятое апреля * или пришлось бы так много об этом говорить!

Хотел бы я знать, почему люди, которые очень спокойно ко всему относятся, всегда так много об этом говорят? Мистер Лейн, путешественник, рассказывает нам о распространенном среди египтян суеверии, будто злых духов можно отогнать железом, которое внушает им инстинктивный страх. Предположим, что это предвещает исчезновение осаждающих сей мир злых духов и невежества под натиском железных дорог и паровозов, - хотел бы я знать, нельзя ли нам вообще ускорить их бегство железной волей к действию?

Предположим, что мы сделали бы несколько подобных опытов!

20 апреля 1850 г.

II

Предположиv, умер августейший герцог, - что не столь уж невероятное предположение, ибо

Светлый отрок ли в кудрях,

Трубочист ли - завтра прах *.

Предположим, что это был славный старый герцог с чрезвычайно добрым сердцем, что он был великодушен и всегда движим искренним желанием поступать справедливо и всегда поступал самым наилучшим образом, как подобает человеку и джентльмену.

И предположим, что у этого герцога остался сын, которого ни в чем нельзя обвинить или упрекнуть и о котором, напротив, все склонны думать хорошо, не имея никаких оснований думать иначе.

И предположим, что этот герцог, хотя и имел более чем приличный доход при жизни, никак не обеспечил своего сына и что весьма покладистое (в таких делах) правительство вынуждено было обеспечить его за счет публики, в размерах, совершенно не соответствующих природе лежащего на публике бремени в прошлом, настоящем и будущем и любой награде за любую общественную деятельность.

Неужели страна могла бы в этом случае хоть сколько-нибудь справедливо жаловаться на то, что августейший герцог сам не обеспечил своего сына, а вместо этого оставил его на попечение публики?

Мне кажется, решение этого вопроса зависело бы от следующего: дала ли страна когда-либо понять доброму герцогу, будто она хотя бы в малейшей степени ожидает, что он обеспечит своего сына. Если же она никогда ни о чем подобном ему даже не намекала, а наоборот, всеми возможными способами внушала ему радостную уверенность в том, что имеется некое хлопотное дело с гостиницами, которым никоим образом не может заниматься никто другой, кроме как августейший герцог, ибо в противном случае это дело лишится своей привлекательности и пикантности, - в таком случае я бы сказал, что вышеуказанный добрый герцог имел полное основание предположить, будто достаточно обеспечил своего сына, оставив ему в наследство гостиницы, и что страна была бы чрезвычайно неблагоразумной страной, если бы ей вздумалось жаловаться.

Предположим, что стране все же вздумалось бы жаловаться. Хотел бы я знать, что бы она говорила в Комиссии, в Подкомиссии и в Благотворительной ассоциации, если бы какой-либо невоспитанный человек предложил выбрать неблагородных председателей!

Ибо я хотел бы видеть страну более последовательной в своих действиях.

10 августа 1850 г.

III

Предположим, что пред состоящим на жалованье судьей, известным своими продуманными, разумными и справедливыми решениями, предстал социалист или чартист, который, как было доказано, умышленно и при отсутствии каких-либо смягчающих обстоятельств, напал на полицейского при исполнении служебных обязанностей; и предположим, что сей судья за упомянутый проступок приговорил этого социалиста или чартиста к тюремному заключению, категорически отказавшись прибегнуть к альтернативе, несправедливо и пристрастно предоставляемой ему законом и состоящей в том, чтобы разрешить правонарушителю купить свою свободу, уплатив штраф; и предположим, что один из великих, не, состоящих на жалованье судей графства позволил себе фактически отменить правила, выполняемые в этой тюрьме во всех других случаях, и, скажем, в течение одной недели допустил к этому социалисту или чартисту четырнадцать посетителей, - хотел бы я знать, счел бы в этом случае сэр Джордж Грей или любой другой временно исполняющий обязанности министра внутренних дел своим долгом заявить самый решительный протест против действий этого судьи графства.